Они оказались на обочине, между автомобилями и светофором, который бросил на их лица причудливую алую вуаль. Париж выглядел по-вечернему оживлённым, но витринно-искусственным. Тень, однажды успешно преодолев барьер и ненадолго попав в мир Петербурга и людей, тосковал по ярким человеческим эмоциям, по негативным, злым мыслям. Здесь этого не хватало. Всё время его преследовало жгучее чувство голода, который невозможно было утолить, и вот в реальном мире оно многократно возросло.
— М-м, наконец-то, — пропел Бруйяр, глубоко вдохнув запах города. — Аперитив, друзья мои. Но подождите, наступит ночь, и нам подадут главное блюдо! А пока… не хотите ли экскурсию от вашего покорного слуги? — он засмеялся, запрокинув голову, и ступил на освещённый тротуар, постукивая тростью.
Двинувшийся следом Умбра не разделял его экзальтации.
— Тебе следует подкрепиться, иначе ночью силы будет не больше, чем в твоей девчонке.
— В самом деле? — фальшиво изумился Бруйяр. — Какой кошмар, придётся же тебе самому исполнять план по захвату мира!
Тень мысленно восхитился выдержкой Умбры, которого выходки Бруйяра не могли не раздражать.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу провернуть подобное в Риме — под носом у вездесущего Ватикана. — Он кивком указал на Тень и добавил: — Или в Петербурге, до которого есть дело Москве.
— Мда-да, я крайне польщён! — Бруйяр игриво подмигнул Тени. Тот постарался сию секунду забыть это в высшей степени омерзительное событие. — Быть звездой и гвоздём программы утомительно, но так вдохновляет!..
— Напомню: ты обязан освобождением мне…
Бруйяр издал странный звук, похожий одновременно на свист ветра и вздох вселенской усталости. За его маской лукавства и безразличия вдруг проступила истинная натура чудовища, хотя говорил он совершенно спокойным голосом.
— Гляжу, ты не сможешь жить спокойно, если не будешь каждую секунду мериться, кто кому обязан, кто кого сильнее, кто кого хитрее. Так вот, мой дорогой Умбра, ты на моей территории, и здесь последнее слово за мной. И очень возможно, что события будут развиваться не так быстро, как тебе бы хотелось, но, прошу тебя, chéri, будь терпелив. Иначе, ты знаешь, когда я волнуюсь, я не могу контролировать свой аппетит. Мало ли… случайно съем и тебя. — Он широко улыбнулся и, поманив Умбру словно заговорщик, очень тихо добавил: — Не просто съем, а обглодаю до последней косточки, до крошечного атома всей твоей тёмной сущности.
Эта угроза прозвучала убедительнее всего, что Тень услышал за последние сутки. Бруйяр, скалясь, глядел исподлобья; его силуэт стал медленно расплываться чёрной пылью, обретая уже знакомые очертания щупалец, которые протянулись к фонарям и витринам; свет улицы померк. Тень отпрянул от спутников и быстро огляделся: они привлекали внимание. Умбра же невозмутимо стряхнул пыль с плеча и щёлкнул пальцами — чернота, лениво растянувшаяся вокруг, в тот же миг устремилась обратно к Бруйяру, его фигура обрела чёткие человеческие контуры.
Они молча, долго, пристально друг друга разглядывали, и Тени показалось, будто слова для них — что-то вроде надоевшей роскоши, к которой они прибегали скорее по привычке, чем по необходимости. Он вдруг задумался о том, как давно эти двое пытались осуществить свой план и почему получилось только сейчас. Однако несложные размышления вызвали в нём очередной приступ голода, а злость и раздражение, которые обретались совсем рядом, принадлежали существам, начисто лишённым всего человеческого, и оттого были для Тени совершенно не съедобными.
— Господа, вы, кажется, обещали ужин, — холодно напомнил он.
— Всё верно, всё в силе! — ответил Бруйяр, мигом позабыв о происшествии, и направился вверх по улице. Тень на всякий случай держался позади в нескольких шагах. Рядом шёл Умбра, сверливший взглядом спину напарника.
Продвигаясь через город, они оставляли за собой мрак. Бруйяр безвозвратно поглощал окружавший их электрический свет, дьявольски улыбался, слыша визг тормозов или крики. Он походил на оживший всеобщий ночной кошмар, и липкий страх, который вызывало его присутствие, множился с каждой минутой. Этой нехитрой по своей природе пищи с лихвой хватило бы на целую армию голодных теней, но почти вся она доставалась Умбре.
Они вышли на набережную Сены, и всё резко изменилось. В глаза ударил яркий свет. Бруйяр заметался из стороны в сторону с необычайной для его фигуры прыткостью, схватил спутников и потащил в тёмную улочку; Тень едва успел различить вытянутый силуэт башни. Они вскинули головы: в небе в судорожном поиске шарил бледный широкий луч.
— Чёрт, совсем позабыл, что нам не стоит попадаться ей на глаза, — пробормотал Бруйяр. — Ничего, в час ночи её выключат.
— Так выключите сами, — без злого умысла предложил Тень.
— Выключить самому... — повторил Бруйяр, а затем очень внимательно посмотрел на него. — Вы якобы способны воздействовать на разум. Но можете ли вы стереть воспоминания сразу тысячам человек? А единовременно загипнотизировать их?
Тень пожал плечами и честно ответил:
— Не знаю, не пробовал. Нужно попрактиковаться.
— Как у вас всё легко, остаётся только завидовать! Но видите ли, Эффель — толком не человек, к ней нужен особый подход. Пока у меня недостаточно сил, чтобы противостоять ей, она с лёгкостью может испарить и меня, и вас.
Тень вовремя себя одёрнул, чтобы не упомянуть к слову Неву. Для этих двоих он не представлял собой даже подобие друга и прекрасно понимал, что в случае необходимости от него без сожаления избавятся. Но ещё Бруйяр говорил об Эффель зло и обиженно, а к Неве Тень испытывал совершенно иные чувства, они задевали что-то внутри. Это ощущение было личным. Кроме того, его удивляло, что им до сих пор не встретилось воплощение Сены, однако инстинкт подсказывал не задавать вопросов.
— ...Но сегодня всё изменится. Я лишу её света, и это сущая мелочь по сравнению со всем остальным, что у меня заготовлено для неё. Уже полночь!.. И, кстати, мы совсем рядом с главным кушаньем.
— Он имеет в виду госпиталь, — устало пояснил Умбра, видя замешательство Тени. — От вас требуется поработать с охраной.
Через несколько минут они стояли перед аркой, в которой находились голубые ворота старой больницы, занимавшей целый квартал. Над входом горел световой короб со словом «Urgence», что означало «неотложка». Ворота были распахнуты, в арке курил охранник. Тень подошёл прямо к нему и, не сказав ни слова, заставил его вдеть наушники и уткнуться в телефон. Сознание человека оказалось приятно податливым; Тень какое-то время распробовал мягкость человеческого разума. С коллегами охранника на пропускном посту, администраторами и дежурными врачами в фойе и приёмном покое получилось ещё проще.
По пятам за Тенью следовали его сообщники. Даже не пытаясь покорить лестничные пролёты, Бруйяр устремился к лифту, но стоило ему зайти внутрь, как кабина угрожающе заскрипела. Умбра, щёлкнув пальцами, сделал его пригодным для неподъёмных теней, и они поехали вверх; живот Бруйяра теснил Тень к стенкам лифта. Они вышли на скудно освещённом этаже, проследовали по коридору вдоль нескольких дверей и остановились у самой последней из них.
— Приятного аппетита, господа! — прошептал Бруйяр и открыл перед гостями дверь. Они оказались в больничной палате с шестью или восемью кроватями, где горело всего два ночника. Низко гудели медицинские приборы, кто-то из больных посапывал, кто-то заворочался во сне, когда тени вошли в палату, но в остальном было тихо.
Тень остался стоять у порога, глядя, как по-хозяйски осматривает спящих Бруйяр, постукивая набалдашником трости по тумбочкам, как голодным блеском искрятся глаза Умбры. Выбрав себе первую жертву, толстяк навис над ней и, прикрыв глаза, втянул носом воздух. Пару мгновений была тишина, затем послышался ужасающий звук, смесь хрипа и бульканья, кто-то судорожно дёргался в постели, а потом замер. Над койкой больного зависла крохотная жемчужинка света, Бруйяр заглотил пищу, и глаза его засветились ярче.
Умбра, заметив успех соратника, бросился на соседнюю постель, но не проявил никакой деликатности, сомкнув зубы на чьей-то тонкой шее. Казалось, скрипучий хруст разбудит остальных, но больные спали. Огонёк замерцал над головой убитого, и Умбра, лязгнув челюстями, сожрал его. На миг показалось, что его силуэт стал шире и выше.
Бруйяру больше не нужно было держать себя в руках. Он протянул щупальца к следующей жертве, облепил ими тонкое тело и стал медленно, неумолимо сдавливать, наслаждаясь звуками сминаемых костей и плоти. Затем жадно припал ртом к бледным губам жертвы и всосал столь желанный им шарик света. Щупальца мигом разжались, тело упало на кровать.
Словно в пьяном дурмане, Умбра бросился к другой кровати, сорвал одеяло и вцепился в лежавшего под ним больного. Человек проснулся и закричал, но короткий крик превратился в сдавленное мычание, а затем во влажный хрип.
— Я пойду, подберу что-нибудь для себя… — негромко сказал Тень, не надеясь быть услышанным: две древние тени, сорвавшись с цепей, наконец-то утоляли голод и были совершенно глухи к остальному миру.
Он вышел и прикрыл дверь за собой. Что-то подсказало ему, что и с ним при желании могли так же легко разделаться. Да и Тень не ел людей, всего лишь питался их негативными эмоциями. Подумать только, как скромны были его аппетиты, равно как и претензии к этому миру!
Ему с ними не по пути.
Он тихо прошёл по коридору, спустился по старинной лестнице вниз, мельком глянул на охранника, все ещё находившегося под действием его чар, и, миновав двери, оказался на улице.
Париж стихал, и там, где ещё не ступала нога Бруйяра, огни в окнах гасли один за другим. Тень ощутил чью-то досаду и злость и, ведомый неясным чувством, отправился к освещённой набережной, а выйдя на неё, пошёл вдоль Сены. То и дело фонари выхватывали его из мрака, и он оборачивался, чтобы посмотреть, как его фигура отбрасывает свою собственную тень.
Вынырнув из-за крыш и обозначившись на горизонте, Эйфелева башня походила на маяк, то ли отчаянно предупреждающий об опасности, то ли выискивающий причину ненастья. Луч её ослепительного прожектора вдруг моргнул, метнулся к Тени и остановился на нём. Он успел только инстинктивно зажмуриться... и больше ничего не произошло. Щурясь, он пытался хоть что-то перед собой разглядеть, но тщетно.
— Вы? Невский? Это вы?.. — послышался изумлённый голос. Свет утих, кто-то подошёл ближе. Тень открыл глаза. Башня больше не светилась... А прямо перед ним стояла женщина крупнее и гораздо выше Тени, её шею и плечи щедро украшали геометрические узоры — было неясно, татуировки это или доспех из узких лент металла. На её высоком лбу мерцало дремлющее золотое око. Без сомнения, это была Эффель, которой так боялся Бруйяр.
Заметив жёлтый блеск глаз, она тотчас же отпрянула, холодно резюмировав: «Жаль, а так был похож». Что она собиралась делать дальше, Тень предпочитал не знать. Он поднял руки, демонстрируя отсутствие дурных намерений.
— Вы совершенно правы, не Невский. Я его тень. Я пришёл сюда не один, но разочаровался в своих спутниках и хотел бы… — Тень умолк: Эффель коснулась лба, золотое око распахнулось и воззрилось на него. Сглотнув, он тихо добавил: — Вернуться домой.
Она разглядывала его долго, тщательно, видимо, сравнивая с Невским. Сходства и различия были на поверхности, но как только она обращала на них внимание, те ускользали.
Око милосердно закрылось. Тень допустил несмелую догадку о том, что опасность миновала.
— Я не могу понять ваших намерений, — сообщила она и с раздражением спросила: — Вы какой-то телепат?
— Нет. — Тень решил быть искренним. — Я не читаю мысли, но могу их внушать и управлять памятью.
— Всё ясно. Эта способность не позволяет мне считать вас.
— Честное слово, я не желаю вам зла.
Она не ответила на это и выхватила что-то из воздуха: во мраке проступила тонкая линия, от её пальцев к шее Тени была протянута цепочка, сотканная из света. Он вздрогнул, попытался освободиться, но ничего не вышло. Эффель повела его по набережной за собой.
— Кто может за вас поручиться? Что вы не желаете нам зла?
— Вы ведь уже знаете, что я такое. И понимаете, что никому до меня нет дела, — обиженно заявил он, дёрнув цепочку, но, обжёгшись о неё, отдёрнул руку. — Куда мы идём?
— Патрис вернётся и решит, что с вами делать.
Тень догнал её и пошёл рядом; за один шаг Эффель он совершал два своих.
— Послушайте. Бруйяр замышляет что-то очень плохое.
— Тоже мне новость.
— Его и многих других разбудил Умбра, тень Рима. Умбра посвятил в план меня. Они хотят поработить мир людей, превратить города в своих слуг и каким-то образом переписать историю. И начали они с Парижа, выбрав его столицей своего нового мира.
Грозная стражница города остановилась и глубоко задумалась, бросив осторожный взгляд на пленника.
— Я не удивлена, что в этом замешан Бруйяр. Но вы — вы какой-то другой. Почему вы больше не преследуете их цели?
— Мне достаточно того, что я имею, — ответил Тень. — Конечно, иногда мне хочется свободы, но… Я не испытываю неприязни к людям и к своему городу, хотя мы с ним разные и не сходимся во взглядах. Именно это мне нравится. Я не хочу жить в мире тиранов и не стану тираном сам… Что с вами?..
С Эффель происходило что-то странное: она вся замерцала холодными, тусклыми огоньками, золотое око и узор на плечах померкли. Она осела и тяжело привалилась к парапету набережной, Тень склонился к ней. Цепь, наброшенная на него, блекла и растворялась в воздухе.
— Что мне сделать?
— Уже час ночи… — горько прошептала она, разглядывая свою мерцающую руку, и потеряла сознание. Тень поймал ослабевшую ладонь и помедлил, прежде чем бережно опустить её на колени Эффель.
Набережная была пуста. Он остался совсем один в незнакомом городе, без шанса вернуться домой. Оказавшись наконец вдали от больницы, он точно не собирался назад. Но цель, которой так не хватало в его короткой жизни, обрушилась вместе с осознанием чужой жестокости и собственной бесполезности. Всё, что у него осталось, — досада и голод.
— Ты! — крикнул кто-то сбоку; послышались шаги. Тень знал, что его догонят, что за побег от теней придётся ответить. Но он не даст им себя схватить, он будет драться. В ответ на его решимость эхо проснувшейся городской силы, позаимствованной у Петербурга, непривычно кольнуло кончики пальцев. Тень вскочил на ноги, развернулся в сторону шагов, одновременно с этим занеся кулак для удара…
Перед ним стоял Невский. Сделав глубокий вдох, он заговорил:
— Тень, знай своё…