По возвращении на поле Костя был раздосадован — ведь из игры вышли оба ферзя! — и воистину заинтригован. Игра возобновилась с его коротким ходом. Следующей пошла чёрная пешка, потом шажок сделала белая ладья, за ней — чёрный король. Игроки пока только разминались: ходили пешки, фигуры двигались на одну клетку, никто никого не «ел».
На тридцатом ходу все оживились. Случился размен, игра снова набирала динамику. В итоге флот забрал трёх армейских пешек и пожертвовал пока только одним матросом. Чёрные пошли в наступление, и в игру активно включился белый король — правда, из трёх уставших матросов остался только один знаменосец. Каждый ход, в котором король бил противника, этот морячок гордо задирал подбородок, повыше поднимал древко и чеканным шагом переходил на соседнее поле.
Вдруг на стороне армейцев возникло какое-то волнение. Люди, сидевшие на трибуне, смотрели туда и показывали пальцами. Костя, сощурившись, приложил широкую ладонь ко лбу и вгляделся. Его брат что-то оживлённо говорил Рабиновичу, указывая на шахматное поле, тот невозмутимо слушал его. Фотограф Булла стоял рядом, уперев руки в бока и недовольно притопывал ногой, поскольку брат встал прямо перед его фотоаппаратом. Ассистент, прикрыв трубку телефона, рявкнул на Петю, а тот вдруг выдал ему нечто резкое в ответ, так что помощник замер с открытым ртом; к Рабиновичу склонилась супруга; сам он оставался совершенно спокоен. Переговорив с шахматистом, Петро вместе с одним из армейцев перешёл на клетку, в которой стоял король чёрных. Знамя было передано Невскому, солдаты удалились, оставив его одного.
Среди одинаковых болотно-зелёных форм армии он выделялся своей серой рубашкой. Закатав рукава, дёрнул ворот, лихо зачесал назад чёрные волосы и схватился за знамя так, словно готов был атаковать в самом настоящем бою, а не в шахматном. Костя ликовал: Петю раздразнил азарт, и он забросил хандру.
Отчасти Андреев сочувствовал Рабиновичу, поскольку знал, что, увлёкшись, брат мог испытать терпение любого. Увидев, что шахматист теряет пешки одну за другой, Петро наверняка полез с советами, и даже если те были дельными, в поединке состязался не он. Но у него было одно большое преимущество: его все настолько любили, что в итоге всегда прощали ему эту неуместную, затмевающую всё опеку. Его заботливость и упрямство выдержали революцию, но другие качества утихли в нём до поры или вовсе стёрлись. Оттого Костя вдвойне был рад увидеть в брате, обновлённом, почти ставшем чужим человеке, что-то очень хорошо знакомое.
Партия продолжалась размеренно, но при том увлекательно: вышел армейский слон, потом флотский побил пешку, зато чёрные взяли ладью белых. Сейчас братья стояли на одной линии, и Костя хотел было помахать, но Петя, хмурясь и напряжённо думая, смотрел только на поле. Он обернулся к Рабиновичу и что-то показал ему руками.
— Король на g7! — прозвучала команда в рупор, и Петя перешёл на соседнюю клетку.
В следующем ходу чёрные поставили шах белому королю, но он легко ушёл от атаки. Чёрная ладья забрала две пешки, прошла перестановка коней, а затем…
— Слон на e5! Шах!
Андреев пошёл на нужное поле, остановился и огляделся. По диагонали стоял Петя со знаменем, Костя, кажется, услыхал его возмущённый вздох. Ещё до оглашения единственно возможного хода, он сделал его сам. Братья стояли недалеко друг от друга, Петро что-то говорил, и Костя пытался читать по губам, потому что ветер уносил слова прочь. «Ах вот ты как!» — сумел понять Костя и широко ухмыльнулся, а Петя внезапно ответил ему самодовольной усмешкой, которую брат на его лице уже давно не видел.
Чёрный конь поставил шах белому королю, после чего объявили ещё один небольшой перерыв. Фигуры, оставшиеся в игре, несмотря на предыдущую паузу, изрядно утомились на солнце за три с половиной часа, и отошли в тенёк, где товарищи поили их водой и угощали яблоками и сливами. Над Рабиновичем заботливая супруга раскрыла зонт, и Романовский, захватив графин с водой, присоединился к ним. Костя хотел поболтать с Петей, но тот словно вихрь носился по периметру шахматного поля, задерживаясь то тут, то там. Знамя он прислонил к подмосткам чёрных и поручил за ним следить солдатику с рупором. Костя, пытаясь его догнать, слишком распарился на жаре и бросил это дело. Барышня, выступавшая в роли чёрного ферзя, поднесла ему холодной воды, и он, сняв бескозырку, ополоснул лицо и шею, а затем и руки.
— На Неве в такую жарищу самое то! — заметил он и добавил: — Я Костя Андреев.
— Знаю-знаю, — насмешливо ответила она.
— Как это? А вас как звать?
— Не… — она остановилась на полуслове, но сразу продолжила: — Нина.
Улыбнувшись, она ушла, и Костя понял, что имя у барышни ненастоящее, а лицо до боли знакомое.
Немногочисленные фигуры и четыре пешки заняли свои места на доске, Романовский вернулся на помост белых, над Рабиновичем исчез зонт. Возобновилась игра.
Белый король ушёл от атаки, но ему сразу поставила шах ладья. Через два хода шах объявил чёрный конь. Между Костей и Петей была всего одна шахматная горизонталь, и иногда они переглядывались. Энтузиазм не покинул Невского, но он сумел взять эмоции под узду, и теперь, не вмешиваясь больше в ход партии, излучал более свойственную ему спокойную решимость.
Рабинович атаковал Романовского ладьёй и конём, то и дело уходя от контратак, пытаясь прижать белого короля; рядом с Костей оказывался то белый, то чёрный конь, солдаты катали пушку вдвоём и, было видно, порядком устали.
— Король на е6!
Петя вздрогнул и перешёл по диагонали. Теперь он стоял напротив Кости и угрожал ему. Они не успели обменяться и парой слов, как Романовский спас ценную фигуру:
— Слон на g7!
Петя же двинулся дальше. Пару ходов сделали белые пешки, а за чёрных отдувалась ладья: откатившись к краю поля, она вновь угрожала белому королю, но тот избежал атаки. Чёрные вдруг поставили под удар коня и в следующем ходу разменялись: белый конь уходил с поля, а на его место армейцы с блестевшими от пота лицами и руками катили пушку. После пары ходов под носом у Кости случился ещё и размен пешек.
Петро пришёл в движение: казалось, что он считывал мысли своего игрока, всякий раз предвосхищая команду и начиная двигаться за секунду до объявления его хода. Белый король, одинокий морячок-знаменосец, был прижат к краю поля, его защиту составляли Костя и другой матрос — слон и пешка. У чёрных тоже осталось три фигуры: король, пешка и ладья. Костю вдруг отправили по диагонали к краю поля. Ладья побила белую пешку, и слон с королём остались последними играющими фигурами белых, а королю одновременно поставили шах. Сперва казалось, что можно взять пешку или ладью, между которыми он застрял, но обе фигуры были под защитой, и король не стал атаковать. Ладья сделала длинный ход и теперь угрожала Косте. Он обернулся на Романовского, тот, поймав его взгляд, кивнул, и быстро среагировал — белый слон был спасён. Вскоре король белых побил пешку, и теперь две белые фигуры оказались в соседних клетках. Они переглянулись: этот матрос со знаменем отказал Косте, когда тот попросился за короля. Но Костя зла не держал, и подмигнул ему.
И опять чёрные объявили шах! Знаменосец потопал на соседнюю клетку, а под ударом ладьи вновь оказался Андреев. Но он находился под защитой короля, а если бы чёрные допустили уничтожение белого слона, то и сами бы лишились ладьи. Рабинович с Петей — Костя уже не сомневался, что за чёрных играли два шахматиста, — продолжали наступать.
— Слон на е3!
Костя перешёл, а сам задумался: у каждой стороны ведь осталось по две фигуры, они легко могут побить друг друга, тогда останутся два короля, а это ничья. И тут как по заказу раздалось:
— Предлагаем ничью!
Это прозвучало со стороны белых. Рабинович, насколько Костя мог разглядеть, задумался. Петя вдруг оживился и начал махать руками. Но победить можно было, лишь понадеявшись на глупость одного из мастеров шахмат, а те, даже спустя несколько часов напряжённой игры, сохраняли присутствие духа и не выказывали усталости.
— На шестьдесят шестом ходу объявляется ничья! — ответили чёрные.
— Победила дружба! — подхватили белые.
Публика двигалась, шумела и аплодировала, это походило на волнующееся море. Шахматисты, фигуры и пешки вышли все вместе на поле и пожимали друг другу руки. Петя, сперва как будто приунывший из-за исхода игры, теперь бодро тряс ладонь уставшего матроса-знаменосца. До Андреева долетел диалог Рабиновича и Романовского.
— ...Всё думал, ну когда Илья Леонтьевич успокоится, а он…
— Полноте, Пётр Арсеньевич, игра хорошая вышла, скажи же.
— Между прочим, я один играл, а у тебя и Лена, и Невский! Нечестно!
— Полагаешь, жульничал? У тебя самого был Андреев. А ну давай переиграем вечером!
— По рукам! С восемнадцатого хода, до размена ферзей!
Кто-то стиснул могучие Костины плечи в каменном объятии. Абсолютно счастливый Петя, разглядывая матросов и солдат, ошалело улыбался.
— А мне говорил: «Я не хочу, фе-фе-фе, участвовать не буду, фу-фу-фу!» — непохоже передразнил Костя брата, и тот глянул на него в недоумении. — Было-было, ага! Ну? Ну-ка скажи, что весело было!
— Было, — согласился Петя.
— А скажи: я прав был, что тебя потащил!
Пётр фыркнул и надвинул бескозырку Косте на глаза.