Пришлось долго привыкать к окружающему мраку; спустя минуту наконец стали видны
оттенки чёрного, клубы тумана или дыма и призрачные огоньки, летавшие в темноте парами — чьи-то глаза. Что же теперь? Как искать теней во мраке? Разглядеть лица друг друга было невозможно; что-то задело плечо Петра, он напрягся, ожидая нападения, и тут понял, что спутники просто осматривались. Послышался шёпот:
— Может, пойдём куда-нибудь? Мы стоим на месте и привлекаем внимание.
— Боже, они что, смотрят на нас?..
Янтарные блики мерцали и перемигивались, их становилось все больше. Пётр тронул чью-то тёплую ладонь и потянул за собой; горячая рука вцепилась в него с другой стороны. Они прошли вглубь, чувствуя на себе десятки чужих взглядов. Казалось, что в темноте скрывается бездна, из недр которой смрадом поднимается страх и окутывает всё пространство.
Поверхность под ногами напоминала по мягкости сырую неутоптанную землю; стен, потолка, каких-то ориентиров не существовало, а время здесь было попросту
сломано. Казалось жизненно важным делать хоть что-нибудь, оттого останавливаться не хотелось, даже если в этом замкнутом пространстве некуда идти. Ромео и Патиш, вероятно, испытывали те же чувства, и не отставали ни на шаг.
Сейчас стало ясно, что француженка находилась справа, а итальянец слева. Её ладонь была мягкой и обманчиво хрупкой, как будто в любой момент Патиш была готова отстраниться. Ромео нервничал и оттого сильно сжимал пальцы, но опомнившись, отпускал их и слегка пожимал ладонь — будто злился, а потом извинялся за это. Пётр невольно подумал, что им стоило держаться друг за друга, а не за него...
Впереди мутным пятном замаячила светлая полоса, троица остановилась и прислушалась. Отдалённо, глухо, будто бы взаперти, гудел ветер. Прямо под ноги накатила ледяная волна, спутники отскочили назад, а Пётр оказался по щиколотку в воде. Он внезапно узнал это ощущение: однажды, когда он гостил в Венеции, ему приснился полуреальный сон, и в нём тоже была
эта вода, затопившая дом Венеры и едва не погубившая хозяйку вместе с гостем. Тогда он даже не подозревал, что встретил тень Венеции. Сейчас из мутного пятна вырос сутулый, деформированный силуэт, на морщинистом, старом лице светились глаза, желтизна которых готова была уступить бледной бирюзе. Рядом со старухой сгустилась темнота, и из неё возникли две женщины, в чёрных фигурах их ощущалась невиданная мощь. Старуха пристально разглядывала Петра, а её спутницы заинтересовались Ромео и Патиш.
— Почему ты вернулся? — спросила она. — Умбре наконец понадобилась наша помощь?
— Кого ты привёл, Тень? — с угрозой прошипела одна из спутниц старухи, вынув из поясных ножен кинжал. — Кто они?
Пётр лихорадочно соображал: его узнали, но, к счастью, приняли за другого. Кажется, его тень так и звали — Тень, и в отличие от Умбры или Бруйяра, она сильно походила на Петра; что важнее, она была замешана в каких-то важных делах. А тени Рима, по всей видимости, здесь не было. Как теперь выяснить, куда делся Умбра? И как бы на этот повелительный тон ответила его тень?
— Если Умбра не посвятил тебя в подробности своего замысла, то проблема не во мне, — сказал он на пробу, смерив взглядом старуху.
— Где ты нашёл теней? — не отставала дамочка с кинжалом. Пётр старался выглядеть равнодушным и уверенным в себе.
— Захватил по пути.
— План изменился? Мы нужны Умбре? — уточнила старуха.
— Да сколько можно ждать?! — вдруг воскликнула третья женщина, её глаза пылали медно-алым, а волосы были всклокочены. — Что, например, может этот жирдяй Бруйяр? Пустите в Париж меня и Лагуну, мы разнесём его в два счёта!
Пётр не смел оглядываться, но спиной чувствовал, как при этих словах напряглась Патиш.
— Спокойно, Мистраль, у тебя ещё будет шанс поквитаться. Раз Умбра так хочет, мы обязаны подчиниться. Без него свобода нам не светит... — старуха Лагуна снисходительно ослабила хватку, но оттого показалась только опаснее. — Как зовут твоих новых друзей, Тень?
— Неро, — не своим голосом, надменно выдал Ромео.
— Нуар, — чуть помедлив, с вызовом откликнулась Патиш. Тень по имени Мистраль поглядела на неё с интересом, но, прежде чем она успела что-то сказать, Лагуна кивнула Петру.
— Они пригодятся
в Капитолии? А это что ещё за вопрос? Как на него отвечать?..
— Да. Я призываю мёртвых, — раздражённо заявила Патиш, двинувшись на Лагуну. — Они будут полезнее, чем ты, старая тварь.
Пётр вытянул перед ней руку, оттесняя назад. Внезапно его осенило: он ведь умел влиять на чужие воспоминания. Во всяком случае, со слов всех остальных.
— Ты уже задавала этот вопрос и получала на него ответ, — злорадно усмехнулся он. — Но прошу, продолжай, наблюдать за вами тремя каждый раз так увлекательно.
Мистраль отпрянула, а Лагуна сощурила глаза и в последний момент схватила за руку тень с кинжалом.
— Шави, успокойся.
— Пусти, я зарежу его!
— Нет, не выйдет, — насмешливо ответил Пётр и начал тянуть к ней руку, хотя не помнил,
как именно стирать память. — Хочешь узнать, почему?..
Шави оттолкнула Лагуну, плюнула Петру под ноги и ушла прочь.
— Ts'avsla jojokheti bijo! — раздался из мрака её злой крик. —
Nabichvaro!— Что это было?.. — высокомерно вскинув брови, спросила Мистраль, но ей никто не ответил: вспыхнувшая Шави выругалась на другом языке, своём родном. Лагуна, возможно, пытаясь скрыть замешательство, направилась за ней следом, через плечо бросив Петру: «Если потребуется, зови», и кивком головы позвала за собой Мистраль.
Когда ощущение их присутствия прошло и они остались только втроём, Ромео спросил вполголоса:
— Если это темница сами-знаете-кого, почему все говорят на французском?
— Я слышу намёк на себя, — отозвалась Патиш, — но ничем не могу тебе помочь. Может, твой сам-знаешь-кто не смог справиться один, и другой сам-знаешь-кто пришёл на его зов о помощи.
— Тихо, — приказал им Пётр, не вполне выйдя из роли Тени, и добавил: — Пожалуйста. Я что-то слышу.
В самом деле, на границе слуха угадывалось низкое гудение, оно слышалось то близко, то далеко. Казалось, кто-то должен войти в это загустевшее пространство извне, разбавить удушливый мрак, потому что невидимые стены давили на разум, сжимали сознание в тисках, пока оно, отупев, не станет послушным. Пётр невольно задумался, кто сделал темницу такой гнетущей — Умбра или её изначальный создатель Ромео.
Пространство напряглось, гудение усилилось, и прямо из ничего открылся портал. Оттуда, в клубах переливавшегося, поблёскивавшего серого дыма, с трудом дыша, появился стройный подвижный силуэт.
— Ага, попал. Вот и вы.
Это сказал американец. Петра, Патиш и Ромео облепило чёрное пространство и не давало просто так уйти, но кто-то бесцеремонно и упрямо тащил всех троих наружу. Сил не было ни как-то помочь спасителю, ни сопротивляться ему, окажись он недоброжелателем. Но вот потянуло свежим воздухом, среди мглы наконец-то проступили городские огни.