Был безветренный солнечный день. Воздух едва шевелил тюль, в распахнутое окно залетел шмель, но тут же удалился, не заметив для себя ничего интересного. Время то ли переступило полдень, то ли увязло в медовом свете солнца, и не раздавалось ни звука, кроме редких всплесков на реке и робкого шороха сквозняков. Пётр лежал на диване в гостиной, потягивал кофе со льдом через полосатую трубочку и сонно читал тонкую книжицу, иногда усмехаясь себе под нос. То и дело это занятие нагоняло на него дрёму, из которой он как ни в чём не бывало выныривал и продолжал читать.
Кто-то позвонил в дверь. Пётр перевернул страницу и лишь слегка нахмурился; по небу проплыла неуверенная тучка, бросив тень на его окна. В коридоре послышались шаги, возня и голоса. Он вздохнул и продолжил чтение; штору порывисто дёрнул ветерок.
По паркету застучали когти, в дверном проёме появились брат Петька и сестра Катерина. Пёс Катерины по кличке Дубок прыгнул на табурет, стоявший перед роялем, и лапой поправил на острой морде очки. Катерина, улыбнувшись, сложила на груди руки: недобрый знак. Петька, что удивительно, был при параде: надел пиджачок, причесался и вообще выглядел симпатично. Пиджак его был надет поверх футболки с портретом Петра Алексеевича, под которым было написано: «Усы для красы».
— Братец, приветствуем тебя!
— С Днём рождения вас, Петро Петрович! — нетерпеливо рявкнул Дубок. Уголки губ у Петра дёрнулись, он отложил книжку и кивнул.
— Желаем тебе оставаться в здравии, — продолжал Петька, — радовать нас своею персоною впредь и во веки веков, не хандрить, душою не стареть.
— Мы тебя очень любим, Петро, — сердечно добавила Катерина.
Рассудив, что лёжа принимать поздравления ему не подобает, Пётр поднялся с дивана, оправил одежду и приготовился к традиционным объятиям. Вместо этого брат и сестра взяли его за руки и потащили к выходу. Он упёрся пятками в пол и вывернулся, воззрившись на них с лёгким удивлением.
— В чём дело?
Петька в поисках спасения взглянул на сестру, но та, не ответив на его взгляд, сказала:
— Пойдём положим папе цветы.
Старший брат довольно ухмыльнулся.
— Там я был с самого утра, первее всех. Чтобы не успели оцепить памятник.
— Сегодня и не оцепляли…
— Я знаю, — отмахнулся Пётр. — Всё равно.
Тут вроде нашёлся Петька.
— А пойдём на праздник мороженого? Там какая-то новая фирма приехала. Из Москвы.
Катерина посмотрела на братца с непонятным Петру упрёком, на который он, впрочем, не обратил внимания.
— Фирма, о которой ты говоришь, приезжала на один день, — отвечал именинник. — Я вчера там был и всё попробовал.
К недоумевающим Петьке и Катерине присоединился Дубок. Он тоже попытался внести свою лепту.
— А на пляж не хотите? Такая погода замечательная.
— Жарко, — капризно заявил Пётр и вернулся на диван. Его гости многозначительно переглянулись и сели напротив него в два кресла, пёс же устроился посередине на ковре. Петька смотрел растерянно, Дубок —раздосадованно, а Катерина — с тоской и сочувствием.
— Петро, в чём дело? У тебя юбилей. Ты всё сделал и всё успел. День хороший.
— Чего куксишься? — поддакнул Петька.
Именинник прикрыл глаза и запрокинул голову на резную спинку дивана. Он долго не отвечал, но потом негромко заговорил, сложив руки на животе.
— Суетно. С одной стороны, туристы; да бог с ними, от них польза есть. С другой — футбол этот. Зачем мы в него ввязались? — он развёл руками. — Мне вот с родным «Зенитом» прекрасно живётся. В том году балаган был, в этом, как бы Марья Юрьевна выразилась, «цирк с конями». — Он открыл глаза и посмотрел на скромную лепнину, украшавшую потолок. — Людям меня не надо, им развлечения подавай… Да и триста пятнадцать — какой же это юбилей? Так, юбилейчик. Тортика с кофе мне достаточно. — Он вдруг хлопнул в ладоши и оживился. — Так что спасибо, что пришли! Идём на кухню.
— Да успеется… — потерянно сказал Петька.
— Петро, мы можем пойти туда, где людей нет, где тихо, — успокаивала Катерина. — Или уедем в Петергоф…
— Какое ж это тихо…
— ...в Царское Село…
— Прости, Катерина, но и у тебя людно.
— В Кронштадт.
Это прозвучало со стороны двери. Все повернули головы к вошедшему. Явился Костя, ещё один брат Петра. Он вытянулся по струнке, словно ожидая разрешения войти. На его лице и в волосах блестели капли, щёки немного разрумянились от речного ветра, в кармане звякнули ключи от катера, на котором он примчался к дому брата. Костя кивнул самому себе и, бесшумно прошагав к дивану, сел на самый край, вполоборота к Петру.
— В Кронштадте не людно. Обещаю.
Костя был редким гостем даже у своих родственников, и его визит, конечно, произвёл на именинника впечатление. Однако он всё равно не сдался.
— Зачем ты так торопился… Не стоило, это даже не круглая дата.
Совершенно внезапно для всех Костя притянул Петра к себе и обнял так, что у того сбилось дыхание и что-то как будто хрустнуло. Отпустив, хлопнул его по плечу, надёжно пригвоздив к дивану.
— С Днём рождения, Петя, — без улыбки, но тепло сказал он, а затем повернулся к младшим. — Ну, что?
Петька и Катерина синхронно покачали головами. Дубок поник ушами.
— В чём дело? — снова спросил Пётр, на этот раз без напускной лености и игривости. За окном набежали облачка. — Случилось что? Вы меня, ребята, пугаете.
Петька ковырял носком паркетину, Катерина искоса посматривала на Дубка, Дубок, щурясь, рассматривал сквозь свои очки кофейный столик, и только Костя не прятал глаза, но выглядел виноватым.
— А. Вы меня из дому выкуриваете, чтобы день рождения отметить, — догадался наконец Пётр и с видом триумфатора упёр руки в бока. — Да зачем? Говорю же: на кухне торт. Идём!
Он пружинисто поднялся на ноги и бодро направился к двери. Ветер взметнул тюль, и Пётр, проходя мимо рояля, быстро наиграл несколько аккордов. Гости его выглядели невесело, но новых аргументов не выдвигали и молча топали за именинником.
В длинном тёмном коридоре моргнул свет, что-то тёмное мелькнуло впереди, а позади них раздался потусторонний, зловещий голос:
— Прочь из дома, Пётр!
Обернулись они все разом и встали лицом к лицу с Невой. Только вот лицом это назвать было сложно: её рот растянулся в жутком острозубом оскале, чернота заполнила её глаза, черты стали хищными, чудовищными. Из пасти раздался жуткий, леденящий душу рык, и трое присутствующих хором вскрикнули, после чего по коридору к входной двери унеслись чьи-то ноги и лапы.
Пётр, широко раскрыв глаза, оглянулся.
— Это Костя сейчас кричал?.. — сказал он сам себе, и затем снова взглянул на Неву. Смотрел долго, потом приблизился, обнял и уткнулся подбородком в её голову. — Тихо-тихо-тихо... Ну, чего ты? Кто обидел? Расскажи, а мы с ним разберёмся.
Нева, похоже, не ожидала такого поворота событий. В ту же секунду приняв свою нормальную, мирную форму, она сперва словно прислушивалась к Петру, а потом подняла голову.
— Сходи с ними, хорошо? — осторожно попросила она. — Они что-то приготовили для тебя и очень старались. И меня попросили помочь, а я… Вот ведь жуть.
Именинник погладил её по голове и по спине, задумавшись на несколько секунд.
— Хорошо, — кивнул он. — Но пойдём тогда все вместе, Нева.
— Меня не видят смертные, — нехотя возразила она. — Попадёте в дурацкое положение…
Пётр отстранился, взял её за руку и очень крепко сжал. Нева вздрогнула и резко втянула носом воздух, после чего, поёжившись, переступила с ноги на ногу.
— Что ты… такое сделал?
— Я не раз бывал в твоём мире, а теперь добро пожаловать в мой. Временно, — с улыбкой ответил Пётр и, поманив Неву за собой, покинул квартиру.
У ограды набережной стояли, переводя дух, Петька и Катерина. Костя был спокоен, но Дубок заботливо обнюхивал его руку, и тот бездумно почёсывал пса, то и дело попадая пальцем в стекло очков. Они разом обернулись на него, оглядели Неву, убедившись, что она снова стала сама собой, и подошли ближе.
— Ваша взяла, — покорился Пётр, послушно склонив голову. — Идёмте куда уго…
Договорить он не успел, потому что со смехом и весёлыми криками на него кинулись брат с сестрой, а у ног юлой закрутился Дубок.
Вдоль набережной они не спеша двинулись в сторону Летнего сада. Петька, оживившись, вприпрыжку скакал по гранитным плитам и напевал тонким голоском какую-то оперную партию. Катерина подгоняла Дубка, но пёс то и дело оглядывался на Неву. Та степенно шла под руку с Костей, который чаще всех путешествовал на катере по реке и считал себя многим ей обязанным. Пётр улыбался, подставляя лицо солнцу, и ветер как бы в ответ на улыбку радостно, шутливо трепал его волосы.
У Летнего сада, как всегда, было людно. Пётр собирался продолжать движение по противоположной стороне, но, похоже, они направлялись именно туда: Костя мягко подтолкнул его к проезжей части, а Петька, размахивая руками, побежал через дорогу. Оказавшись в толпе, компания двинулась ко входу в парк; Катерина чуть ли не за шкирку оттащила Петьку от продавщицы сахарной ваты. Преодолев столпотворение, они оказались у пруда, по которому величаво плыли два лебедя. Они держались рядом и иногда, казалось, кивали друг другу, не обращая внимания на плавающих вокруг уток.
Мимо холодильника с мороженым Петька пройти не смог, и себе, в качестве исключения, взял два стаканчика — по одному в каждую руку. Слопал их за считаные минуты, после чего целеустремлённо отправился дальше.
— А куда мы идём? — спросил Пётр у Катерины, но та лишь загадочно улыбнулась. — А ты знаешь? — он обратился к Косте, и он ответил невозмутимым молчанием. — И ты тоже? — без надежды он обернулся к Неве.
— Ты сейчас сам всё увидишь, — пообещала она.
Под предводительством Петьки они, петляя, то и дело приближаясь к холодильникам с мороженым, достигли небольшой поперечной аллеи Летнего сада и остановились в её начале.
— Мы на месте, — сообщил Петька, и все расступились, пропуская именинника вперёд.
Аллея была пуста, за исключением скамейки, на которой сидела девушка. Она обратила лик к пробивавшемуся сквозь листву вековых клёнов солнцу, свет которого играл в её коротких волосах тысячей бликов. Пётр сделал пару неуверенных шагов к ней, потом остановился и обернулся. Костя, Петька, Катерина и Нева выразительно посмотрели на него и одними губами сказали: «ИДИ!»
Изящные ноги в аккуратных, не тронутых пылью туфельках сменили положение, незнакомка повела плечами. Мерцающее платье с пышной юбкой как будто приумножало свет вокруг неё, а волосы на деле были уложены в косу, а затем в сложную причёску и почти пылали подобно нимбу. Или московским куполам.
— Марьюшка?.. — позвал он с замиранием сердца. Девушка повернула к нему лицо, и скучающее выражение на нём сменилось потаённым ликованием.
— Привет, Петя.
Он протянул руку, она вложила в его ладонь свою и завораживающе плавным движением поднялась со скамьи. Он зачарованно разглядывал её, не отпуская руки, и когда на фоне зазвучала тихая музыка, вполне естественным образом увлёк её в неспешное кружение. Марья то и дело смотрела по сторонам, едва-едва, мимолётно улыбаясь, будто замечая нечто, понятное только ей. Все комплименты и слова Пётр оставил при себе: ей не подходило ни одно. Словно прочитав его мысли, она сделала шаг к нему и негромко сказала, по-прежнему глядя поверх его плеча:
— Твой взгляд — лучший комплимент.
Пётр почти не смутился, лишь подавил порыв обнять её и долго не отпускать.
— Не откажетесь потанцевать со мной? — с большим опозданием попросил он.
— Я не умею тебе отказывать.
Притворное смирение контрастировало с её сияющими глазами; её левая ладонь скользнула к его шее и, смахнув какую-то пылинку, замерла на плече — сквозь одежду Пётр ощущал почти горячее, но совершенно невесомое прикосновение. Они неторопливо отправились вальсировать по кругу, и музыка стала чуть громче.
Краем глаза он уловил, как Петька раскланивается перед сестрой, приглашая её танцевать, и как с другой стороны совершенно незнакомые люди тоже поддались очарованию музыки, движению света и теней, которыми деревья дразнили аллею. При следующем повороте Пётр заметил, как Нева тянет за собой Костю и между танцующими парами зигзагами бегает Дубок.
Пётр взглянул на Марьюшку, которая беззастенчиво любовалась им, пока тот не замечал.
— Спасибо, что смогла… — начал именинник, но Марья прижала к его губам палец и улыбнулась.
— Ничего не говори. С Днём рождения, — она остановилась и, приподнявшись на носки, осторожно поцеловала его в щёку. Пётр заключил её в самые крепкие объятия.
— У нас дома торт и кофе, — шепнул он Марье на ухо. — Зайдёшь?
— На кофе? Пожалуй, нет, — лукаво ответила она.
— Ты ведь не отказываешь мне.
— Всего лишь соглашаюсь на чай.
И они продолжили кружиться, подобно лепесткам отцветавших деревьев среди таких же лепестков. Пётр в этот момент меньше всего чувствовал в себе формальное и не слишком понятное «триста пятнадцать лет». Что такое года, если есть эта бесконечность между весной и летом, когда все они вечно молоды и счастливы? Пусть бы это тёплое мгновение, вопреки неумолимому времени, осенним ветрам и зимнему холоду, длилось вечно. Хотя бы в чьей-то памяти. Это и было бы лучшим подарком.