Маленькая Аня была очаровательной девочкой, и взгляду её больших зелёных глаз умилялись все взрослые. А когда она улыбалась, и вовсе таяли перед её чистым и невинным обаянием. Ей было всего семь лет, и она уже умела читать и писать. Родители её очень любили, в меру баловали, хотя саму Аню вряд ли можно было назвать капризным ребёнком. Зато уж точно вы бы позавидовали её фантазии.
Но так вышло, что Аня потерялась на Невском проспекте — загляделась на пирожные, которые больше напоминали драгоценные броши, — и совсем не заметила, куда делись мать с отцом. Сперва она не волновалась: замерла на месте и внимательно огляделась. Но если вы были ребёнком семи лет, то представляете себе его мир: вокруг одни только ноги, тонкие и толстые, в ботинках и туфлях; только брюки всех фасонов и юбки любых расцветок; только полы плащей, любопытные собаки, чемоданы и длинные пугающие иглы зонтов.
Аня тихонечко позвала маму, потом громче, а затем уж сделала так, как ей и полагалось в силу её возраста — волнуясь и едва-едва не плача, побежала на поиски родителей.
Прохожие не обращали особого внимания и не пытались её остановить: уж вряд ли родители бросили своё дитя, и вот-вот состоится счастливое единение семейства. Но Аня бежала и плакала на ходу и никого не находила. Вспомните, сколько вы могли пробежать в семь лет, притом что вам требуется плакать и одновременно периодически звать маму: Аня грозила стать выносливой бегуньей, ибо пробежала в полтора раза больше вашего.
Она остановилась посреди тротуара, еле переводя дыхание и не переставая плакать — от страха, от обиды на весь мир и от боли в правом боку.
И вдруг впереди, словно отклик на свой зов, увидела высоченного господина, — своего отца! Он шёл в толпе один — наверное, они с маменькой разделились и искали Аню! Ну так вот она нашлась! Утерев слёзы кулачком, не веря своему счастью, она кинулась вперёд, вцепилась в его ногу и радостно пискнула на всю улицу: «Папа!».
Кажется, кто-то вокруг умилялся, а папа застыл на одном месте и не шевелился. Аня тёрлась котёнком о его штанину, не желая отпускать. Папа был явно удивлён этой неожиданной встрече, но как будто бы не рад. Он аккуратно дохромал до ближайшего здания, мягко отцепил Аню от своей ноги и опустился на корточки, сжавшись почти до аниного размера. И это был совсем не папа. Аня уже было хотела дать дёру от незнакомца, но тот ухватил её за ладошку.
— Вы потерялись? — спросил он добрым, вежливым тоном, и Аня перестала вырываться. Она почувствовала себя почти взрослой, оттого что её назвали на вы, и тут же смутилась. Не издав ни звука, она виновато кивнула.
— Кто с вами был?
— Папенька. И маменька, — сказала она подумав.
— Как они выглядят?
— Ну... Папенька высокий и худой. Маменька высокая и стройная.
Это объяснение, казалось, несколько огорчило господина, но он не унывал.
— А где вы их видели в последний раз?
— Там! Где пирожные! — оживилась Аня. — Я вам покажу, хотите?
— Хочу, — с улыбкой согласился он, выпрямился во весь рост (и снова стал выше и похож на Аниного папу) и взял её за руку.
Аня подумала, что господину было холодно — таким ледяным казалось прикосновение, — и она потянула его с удвоенной силой. И хоть ладонь его была как бы мозолистой, а пальцы жёсткими, она не отпускала его руку. Через пару минут они стояли перед той самой витриной с пирожными-брошами.
— Смотрите, какие красивые! И вкусные! Я хочу вон то!.. — Аня ткнула пальцем в прямоугольное, украшенное жёлтыми марципановыми цветами, затем покачала головой и указала на другое, с замысловатой кремовой шишечкой. — Нет, вон то!..
Господин, не отпуская её ладошку, тоже рассматривал витрину, чуть не прижимаясь к стеклу носом.
— О, любимое воздушное! — мечтательно проговорил он, разглядывая нежно-розовый куполок безе. Потом он кивнул на необычное пирожное с сиреневым кремом. — Интересно, какое оно на вкус?
— А давайте попробуем? — с надеждой попросила Аня, но господин не воодушевился этой идеей. Он, правда, крепче сжал её ладошку.
— Прошу прощения, сударыня, у меня нет денег. — Он покачал головой, но, заметив, как сникла Аня, поспешил её ободрить. — Но ведь нам надо найти ваших маму и папу. Забирайтесь на меня, покатаю вас, да и вам будет лучше видно. Того и гляди, отыщем вашу матушку в два счёта.
Аня согласилась и была усажена господину на плечи, а он надёжно ухватил её ножки в крохотных туфельках. Её закачало как на корабле, когда он двинулся между людей.
— Как же вас величать, сударыня?
— Аня. А вас?
— Пётр Петрович. А далеко вы живёте?
— Близко... — в нерешительности ответила девочка; замялась. — Нет, далеко... Не знаю...
— Ничего страшного. Вы там, Анечка, поглядывайте по сторонам, вы всё ж теперь выше меня, — Пётр Петрович мягко усмехнулся, и Аня, польщённая тем, как он ласково её назвал, и увлечённая своим заданием, глядела во все глаза, и ещё никогда мир не представал перед ней в подобном великолепии.
Город освещало солнце, клонившееся к закату, и облака, лениво растянувшиеся по небу, впитали розовые, оранжевые, голубые и волшебно-фиолетовые цвета. Окна домов блистали, словно хрустальные люстры, громады зданий торжественно возвышались по обеим сторонам улицы, как почётный караул, и яркими мазками выделялись вывески, и сияли броские рекламы... Рядом шли красивые дамы, важные господа, дети — почти такие же, как и Аня, но в ярких платьях, говорившие на чужих языках; мимо неслись с шумом фаэтоны, линейки и множество омнибусов — и все очень громкие, с маленькими колёсами и без единой лошади. Зато кони показались впереди: вместе с укротителями, такими же бронзовыми, они попирали тумбы моста, перекинутого через Фонтанку.
— Это мой мост! — воскликнула Аня, от радости больно вцепившись Петру Петровичу в его тёмную шевелюру. Он и ухом не повёл, но только улыбнулся.
— Почему ваш? Из-за названия?
— Нет, — Аня энергично покачала головой. — Папенька говорил, почему Аничков. — Она даже подчёркнуто, правильно поставила ударение на «и». — Просто мне нравятся лошади, а их больше нигде нет.
Пётр Петрович нахмурился, но Аня этого не видела. Он в задумчивом молчании дошёл до моста, а Аня потянула ручки к скульптуре, поёрзала на его шее, но достать так и не смогла.
— А можно я заберусь на лошадку? Ну, пожалуйста, Пётр Петрович!
Он недоверчиво глянул вниз, на реку, затем на коня.
— Это небезопасно. А ну как упадёте? А мы ещё ваших маму и папу не отыскали...
— А я вас за руку буду держать и ни за что не отпущу! Честное слово!
Пётр Петрович раздумывал пару секунд, встал вплотную к тумбе, и невесомая Аня шагнула к укротителю на колено, схватилась за его сильную бронзовую руку. Пётр Петрович не сводил с неё глаз и не выпускал её маленькой нежной ладони из своей, крепкой и жёсткой. Внезапно Анино восхождение прервал посторонний голос.
— Молодой человек, вам помочь?.. С кем вы разговариваете?..
Пётр Петрович, будто очнувшись, поглядел на прохожего с искренним недоумением и уже хотел что-нибудь ответить, но тут понял, что стоит рядом с постаментом совсем один. Он не на шутку перепугался, перегнулся через перила, хмурился, вглядываясь в речную рябь. Потом, не поднимая шума и убежав от участливого петербуржца, спускался к реке с одного и другого берега, исходил набережные вдоль и поперёк и всё думал об Анечке, которая исчезла с моста ещё сто сорок лет назад.