Свидание

Вот уже несколько часов Лондон Темсон пребывал в полнейшем смятении. Он мерил шагами ковровую дорожку, что удобно лежала между кроватью в спальне и ванной комнатой. К нему несколько раз стучали горничные, которых он неизменно прогонял: сначала его смокинг потеряли в чистке, после принесли влажным и непоглаженным; потом консьержи отеля извинялись, самолично доставляя в номер шампанское, коньяк и фрукты. Темсон ничего в этот момент не хотел сильнее, чем свой смокинг — чистый, отутюженный, с накрахмаленными воротничком и манжетами.
Он несколько раз почистил зубы, перенюхал все свои одеколоны, не найдя подходящий аромат, зализал волосы так, что они ощущались на голове шлемом, а под халатом не носил ничего, кроме белья и носков с подтяжками.
Ещё вчера утром, прибыв в Париж по деловому вопросу, он испытал желание раскритиковать каждый мостовой камень, каждый фонарь и, конечно, обитателей — парижан и особенно иностранцев, съехавшихся сюда на радостях после войны. Что находили они в этом водовороте вседозволенности, в безумном хаосе бесконечного кутежа? Но вечером и его строгая картина мира случайно пошатнулась: он встретил Патти де Лясен.
Предпоследний раз он видел Париж мельком во время войны: тогда лицо и голову его скрывали бинты, и она не имела шансов его узнать. В следующий раз они оба сопровождали делегацию, заключавшую перемирие с Германией, но не смогли поговорить при посторонних. Ко всему прочему, из-за войны Темсон давно не общался с себе подобными и несколько тосковал по таким встречам.
И то ли он успел забыть, как она выглядит, то ли блеск вечера шёл ей гораздо больше, нежели форма солдата или платье медсестры, но столкновение с ней произвело на него огромное впечатление, даже, пожалуй, гораздо более сильное, чем он был готов за собой признать. Сам не понимая, что делает, он ходил за ней, пока она его не заметила. А когда она, отослав сопровождавших её друзей, позволила ему захватить всё своё внимание, Темсона оставило красноречие. Он несколько раз пытался что-нибудь сказать, а она терпеливо ждала и кротко улыбалась. Он думал — может, даже надеялся? — что она постарается уйти, но она никуда не торопилась и не подгоняла его. Там, на балконе, она остановила для него время.
А потом он, минуя все прочие элементы беседы, атрибуты светского тона и комплименты, пригласил её в ресторан; это было единственное, что он сумел озвучить. Его приглашение преобразило Патти — если такое вообще было возможно, — и Темсон окончательно потерял дар речи. Они ещё немного постояли, разглядывая друг друга, потом Патти кто-то окликнул, она назвала место и время встречи и, одарив Темсона самой счастливой улыбкой, упорхнула.
Несмотря на все переживания, смокинг принесли вовремя. Облачившись в него и приведя себя в порядок, Лондон вдруг ощутил прилив уверенности, словно костюм послужил ему бронёй — в первую очередь, от самоупрёков. Он покинул номер, оставив сомнения и разные неуместные эмоции за дверью.
Он прибыл к ресторану заранее, прогулялся вверх и вниз по улице, поглазел на свободолюбивых, независимых модниц и во всём уступающих им кавалеров. Кто-то нёс на голове вазу с цветами в подобии шляпы, кто-то зачитывал на одном дыхании стихи, походившие на скороговорку; вспыхивала лампа, сопровождая щелчки фотоаппарата, звучали диалекты всего мира. Мостовые скупо окропил дождь, добавив улицам блеска, и по-зимнему низкое небо склонилось, чтобы хорошенько разглядеть кипящий жизнью, сияющий в ночи Париж.
В назначенный час Темсон уже сидел за столиком. Ресторан контрастировал с улицей по части оживлённости и шума: хотя непринуждённо звучал рояль, а негромкие разговоры перемежались звоном столового серебра, атмосфера царила самая спокойная. Он вдруг понял, что Патти выбрала такое место неспроста.
Кроме того, она опаздывала. Ей это было, конечно же, простительно. Но Лондон вскоре начал принимать опоздание на свой счёт. Видно, Патти так удивила скудность их разговора на балконе, что она не сумела отклонить приглашение. Или, того хуже, согласилась, только чтобы посмеяться над ним, и проводила вечер в иной компании.
В зале появился метрдотель. Он сопровождал даму, и Темсон сперва даже не понял, кто это был. Заметив сиреневые глаза и знакомую улыбку, он подскочил на месте, едва не опрокинув стул.
Как бы ни ненавидел Лондон это в высшей степени безвкусное, приторное сравнение, оно было самым точным: к нему приближался ангел. Бриллиантовый обруч, украшавший белую голову, походил на нимб, а воротник шубки, в котором утопала эта голова, напоминал пышное облако. И возможно, что Темсона обмануло зрение, но когда мех чуть скользнул вниз, позволив засверкать тысяче блёсток на её платье, Патти сама стала источником света. Другие гости ресторана тоже обратили на неё внимание.
Как во сне, не вполне осознавая свои действия, он отодвинул для неё стул, и она плавно опустилась на него, движением хрупкого плеча сбросив шубку. Сев на своё место, он неподобающе долго перебирал подходящие слова, но всё, что пришло в голову, показалось во многих смыслах тусклым по сравнению с ней.
— Вы голодны?
— Не очень. А вы?
— Не знаю, — ответил он, и ему тут же стало за себя стыдно.
Патти, однако, ничуть не смутилась.
— Я знаю здешнего шеф-повара, он делает самый лучший паштет. Какое вы любите вино?..

«Вам нравится театр?»
«Да».
«И мне. Больше всего я обожаю балет и… Вы видели Нижинского?»
«Нет».
«Ах, как жаль! Он перестал выступать из-за болезни… Но вы бы посмотрели на него в роли Дафниса или Петрушки!.. А вы уже встречали…?»

Незатейливо, ненавязчиво она втянула его в разговор. Задавала вопросы, он довольно скупо отвечал, и она отвечала тоже. Поначалу это выглядело, пожалуй, странно. Но постепенно ей, кажется, всё-таки удалось немного расшевелить месье Темсона и вывести его из ступора: он и сам стал задавать вопросы, а от вина заметно смягчился и даже посмеялся над её шутками. Какое счастье, что с ним вообще можно было шутить!
Было заметно, что месье Темсон никогда ни за кем не ухаживал, не был увлечён свиданиями, равно как и женщинами и развлечениями вообще. Ему требовалось время, чтобы раскрыться и проявить себя, но, к счастью, Патти знала его на протяжении нескольких веков и отнюдь не считала это недостатком… Вспомнив, какими они оба были в их первую встречу, она улыбнулась. Месье Темсон тут же переменился в лице, и она, поспешив успокоить, протянула к нему ладонь. Он посмотрел с опаской, слегка отпрянул и, кажется, не понял её.
Ну, не беда. Месье Темсону требовалось время, а Патти обладала бесконечным терпением, — а иначе за две с лишним тысячи лет легко сойти с ума. Её также не смущали ни его замкнутость, ни снобизм. Она знала наверняка, что это скорлупа ему необходима, чтобы сохранить внутри мягкое, чуткое сердце.
Он заговорил о работе. Рассказал, что сначала стал помощником президента торговой палаты мистера Эшфилда, тогда ещё не барона, а затем и его преемника мистера Геддеса. Он рассказывал про то, как торговая палата выделяет под новые отрасли индустрии целые департаменты, подстраивается под семимильные шаги прогресса, научные открытия и даже моду. Голос у месье Темсона был негромким, тон — рассудительно-неторопливым, а когда он говорил низко, получалось немножко хрипло. Однажды Патти видела его курящим у ворот госпиталя: ему пришлось просунуть папиросу между бинтов на лице. Наверное, он и теперь курил… Ей хотелось впитать звук голоса, чтобы он звучал сейчас, и потом, за пределами этих стен, в её голове, в её снах.
От незаметного движения её пальцев свет в зале потускнел, а над их столиком неуловимо изменился, как будто бы стал объёмнее и заполнил пространство. Он преломлялся в гранях хрустальных фужеров и в украшениях Патти, отражался в глазах месье Темсона и в столовых приборах.
— А чем же вы занимаетесь? — спросил вдруг он, и Патти, всё это время с интересом разглядывавшая его лицо, удивлённо моргнула. Темсон улыбнулся едва-едва, самыми уголками губ.
— Ничем особенным. Я… — Она поправилась: — Мы увлеклись художественным искусством. Ничего нового, да-да. Но теперь мы не только организовываем выставки и салоны, но и помогаем художникам продавать картины.
Конечно, месье Темсону было очень любопытно: он интересовался всеми видами торговли.
— У вас своя фирма?
— Пока нет. Видите ли, у нас весьма обширный круг знакомых, и именно поэтому каждый вечер я стараюсь выходить в свет — ищу покупателей и клиентов сразу для нескольких художников.
— И вас это не утомляет?
— Ничуть! Мы делаем это ради людей, которых очень любим. И делаем безвозмездно. Но хотелось бы, чтобы искусство не было привилегией только моих знакомых, не ограничивалось одним Парижем. С помощниками можно было бы открыть представительства по всей Европе и в Америке. И в Лондоне, если вы, конечно, не против. Но для этого потребуется нанять людей, платить им жалованье — то есть открыть фирму.
Месье Темсон выглядел озадаченным.
— Кого вы имеете в виду под «мы»? Разве у вас уже нет помощника?
Патти задержала дыхание. Она не решалась говорить на эту тему, потому что Лондон очень не любил другое её лицо. Скорее всего, в силу того, что оно было мужским, хотя наверняка существовали и иные причины. Но всё-таки скрывать подобное от месье Темсона было глупо.
— Патрис. Он занимается сделками, а я участвую в налаживании связей…
Нет, всё же не стоило. Впрочем, следовало отдать должное Темсону, он совладал с собой, не отпустил едкого комментария, только нервически покивал и уткнулся в бокал с вином. Патти повторила его жест, а затем сменила тему. Он с благодарностью уцепился за воскресший разговор, а несколько минут спустя, кажется, забыл о Патрисе. Что ж, он всегда о нём забывал…
В какой-то момент прозвучало имя Фрейда. Патти не читала его последнюю книгу и вообще не слишком верила в его теории, но крайне удивилась, узнав, что месье Темсон, едва ли не главный скептик Европы, её прочитал.
— …Чтобы суметь доказать, как мистер Фрейд не прав! — заявил он.
— Но как же вы это докажете? — со смехом вопрошала Патти.
— Могу я вам доверять? — очень серьёзно спросил вдруг он. Глаза Патти расширились от волнения, она кивнула.
Он осторожно поглядел по сторонам и наклонился вперёд, а затем еле различимым шёпотом произнёс:
— Я научился читать мысли.
Фрейд, торговая палата, театры, художники — всё было такой ерундой и моментально вылетело из её головы. Она ждала продолжения — как, когда, сложно ли, — но Темсон молчал.
— И о чём думают те двое? За дальним столом, вон там, слева.
— Увы. Для этого мне нужно коснуться человека.
Патти не думая протянула ему руку.
— А я?
Он медленно перевёл взгляд на её лицо. Затем дрогнувшими сухими пальцами сжал её запястье, будто чтобы измерить пульс.
По телу словно пробежал ток. Патти глубоко дышала, рассматривая оттенки серого во внимательных глазах, тронутые серебром хмурившиеся брови и две тонкие морщинки между ними. От пальцев к плечам, к сердцу, к голове разлилось приятно щекочущее, поддразнивающее тепло. В памяти снова всплыла их первая встреча, а за ней калейдоскопом, откровением, пронеслись все последующие.
Всё ещё не отпуская её запястья, месье Темсон приблизился, и Патти сделала то же самое. Они по-прежнему находились в ресторане, напомнила она себе, у всех на виду… Ничего, закрыв глаза, она погасит в зале свет…
Едва не коснувшись её носа своим, Темсон вдруг резко выдохнул:
— Что вы такое себе позволяете? — и отпустил её руку.
Патти отклонилась назад. Под платьем вдоль позвоночника бежала противная капелька пота. К ним обернулось не менее полудюжины заинтересованных лиц.
— Я просто пригласил вас поужинать, а вы возомнили о себе невесть что.
Она смотрела на Темсона, не зная, чем ответить на подобное наглое лицемерие. Наверное, с ней самой произошла перемена, потому что Лондон выглядел испуганным, на висках блестела испарина.
Её губы медленно растянулись в улыбке.
— Рекомендую научиться читать мысли на расстоянии, месье Темсон. Думаю, вам бы сейчас это очень пригодилось.
Подняв бокал, она плеснула недопитое вино ему в лицо. Затем встала, накинула шубку и, подняв голову, вышла из ресторана. Лондону хватило ума не проронить ни слова вслед.

Что ещё почитать?

Уязвимый

1933 год. Он болел, он кого-то ждал, он боялся быть слабым; уснул, хватаясь за чужие мысли, как за спасательный круг в холодном, липком океане кошмара. Он ждал, он научился слышать, он принял правду, он ревновал, но решил отпустить — и теперь он болел иначе.

Завтра

1958 год. Ленинград с братом и сестрой после кинофестиваля отправляются в путешествие по французской Ривьере и оказываются в Ницце. Какое совпадение: именно он — задание английского разведчика. Однако в планы Лондона вмешивается Париж и ставит под угрозу не только их зыбкую дружбу, но и верность Ленинграда своей столице.

Слова, слова

Где-то в глубине души Лондон чувствует, что должен извиниться перед Парижем, но из раза в раз не находит правильных слов.