Вечером в ресторане играл джазовый ансамбль, столы были составлены вместе и накрыты так, чтобы освободить место для танцующих в центре. Свет был приглушён, и различать людей в полумраке было непросто.
Гости перемежали разговоры о культуре и своих профессиях обсуждениями новостей из Алжира и Корсики. Пётр не до конца понимал, что там происходило, но не хотел показаться невежественным, а потому держался компании Катерины и Пети. Ансамбль заиграл мелодию, которую они трое не знали, зато остальные гости встретили аплодисментами. Музыка была размеренной, обволакивающей слух. Катерина посмотрела на обоих братьев горящими глазами.
— Уступаю, — Пётр смиренно склонил голову, и Петя-младший, исполнив пируэт, утянул сестру танцевать. По сравнению с другими гостями они выглядели опрятно, но очень скромно. И хотя Петя был ниже Катерины, они всё равно здорово смотрелись и двигались слаженно и естественно. А впрочем, их не слишком волновали окружающие люди.
— Какая очаровательная пара! — произнесли рядом по-французски.
Пётр обнаружил справа от себя миниатюрную блондинку в модном платье. Ровно такую, с которой Центр порекомендовал бы не общаться наедине, даром что в ресторане было полно народу. По привычке он убедился, что рядом нет следящих за ним агентов, прежде чем снова взглянуть на модницу.
— Благодарю. Я им передам: это мои сестра и брат.
— Я так и подумала! Вы трое жутко похожи. А вы сами танцевать не любите?
— Я… хромаю, — уклончиво ответил он.
— Что с вами случилось?
Блондинка посмотрела на него с неподдельной тревогой. Он прикидывал в уме, на сколько человеческих лет выглядел в данный момент, чтобы не ляпнуть что-нибудь неправдоподобное.
— Получил ранение при обстреле.
— Служили?
— Не совсем.
Она не стала расспрашивать дальше. Пётр даже подумал, что на этом разговор завершится, но она, обогнув его со спины, встала слева.
— Ну, как вам Ривьера? — поинтересовалась она, пытливо поглядев на него, будто он пообещал оставить рецензию на курорт. — Были уже на пляже, да?
От упоминания пляжа он похолодел. Перед глазами пронеслась сцена на берегу; Катерина, заметив, как сосредоточенно он наблюдает за ней и братом, весело помахала ему.
— Простите, разве мы знакомы? — холодно отозвался он, не глядя на модницу.
— Вот, знакомимся, — как ни в чём не бывало ответила та. — Вы ведь Пьер?
— Для вас — Пётр, — отчеканил он чуть ли не по слогам.
— Ну, как скажете, — небрежно пожав плечами, она на мгновение спрятала личико в широком бокале коктейля.
— Откуда вы знаете моё имя?
— Вы всё-таки наш гость. Пётр, — с ударением добавила она, а затем протянула узкую ладонь. — А я… Патти. Патти Дюбуа. Приятно познакомиться. — И снова с ударением: — Пётр.
В замешательстве он пожал её руку и почувствовал лёгкий укол тепла, слабый удар тока. Притупившееся за годы затворничества чутьё подсказало: перед ним живое воплощение города, такой же, как и он, бессмертный городской хранитель.
Ницца? Человеческое имя ни о чём ему не говорило… Он понял, что его озарение стало очевидным и для неё. Наверное, Ницца. Кто ещё это мог быть?
Для начала следовало закрыть рот.
— Простите, я принял вас… Я сперва не понял, что вы… Простите, что был груб…
Патти определённо повеселило его смятение, но она не позволила накатившему на гостя стыду поглотить его, и вернулась к предыдущей теме.
— Прошу вас, не извиняйтесь… Лучше поделитесь впечатлениями.
— О вас? — выпалил Пётр и тут же прикусил язык. Её, впрочем, не смутило и это.
— Ну, можно и обо мне.
Он задумался, пытаясь уложить несколько утренних часов в лаконичный и правдивый ответ.
— Хм-м… Очень живой и яркий город… — начал он. Патти впитывала каждое его слово, но он старался не отвлекаться. — На берегу такого спокойного моря. А всё вместе — бесподобное равновесие, которому лично я могу только позавидовать.
Она комично похлопала ресницами, словно ожидала услышать от него что-то совсем другое — приземлённый, простой комплимент, — и неверяще усмехнулась.
— Вы полагаете? Но вы же наверняка застали ночной шторм. Не очень-то было спокойно.
— Ни один шторм не длится вечно. Важно то, что будет после него.
— Mamma Mia, — она обмахнула лицо рукой, словно ей не хватало воздуха, хотя Пётр жеста не понял. — А вы точно не танцуете?
— Я правда хромаю. — И тут до него запоздало дошёл весь смысл происходящего. К счастью, теперь он очень хорошо владел собой. — Вы хотите потанцевать?
— Увы, не с хромым кавалером.
— Вы что, смеётесь надо мной?
— Только пока вы мне позволяете.
На это он неопределённо хмыкнул и, пожалев, что ранее не проявил интереса к коктейлям, и теперь ничем не мог занять руки, как бы в поисках спасения от резко накатившего жара, оглядел зал.
— Не думаю, что кто-либо из присутствующих откажется танцевать с вами.
— Ну, вы отказались.
Знакомство с Патти Дюбуа не могло кончиться ничем хорошим. Кроме того, на горизонте появилась ещё одна потенциальная сложность в виде Темсона, которого ему полагалось избегать. Заметив Петра, он салютовал стаканом виски и двинулся к ним, огибая танцующих и болтающих гостей. Его взгляд почему-то был зафиксирован на Патти. Она тоже его заметила и цыкнула.
— Боже, боже. Наш любимый нарушитель спокойствия и грандиозный шпион, на которого точит зуб весь Лазурный берег от Марселя до Монако. Широко известный в наших узких кругах как месье Шпик…
— Вы что, вдруг услышит… — переполошился Пётр, но самого его охватил какой-то хулиганский восторг, и он с превеликим трудом сдержал нервный смешок, когда англичанин до них добрался.
— Павлов! Или всё-таки Невский, а? — радушно приветствовал Темсон, крепко сжав ему ладонь, и обернулся к Ницце. — Какая у вас необычная компания нарисовалась.
— Это Патти Дюбуа, — представил её Пётр, в основном из соображений вежливости.
— О, мы хорошо-о знакомы!.. — пропела Патти, и они с Темсоном обменялись до жути жеманными улыбками. Затем они тоже пожали руки, да с таким энтузиазмом, что едва не вывихнули друг другу запястья.
— Не ожидала увидеть вас на банкете, мистер Ти. Культура вроде совсем не по вашей части. Говорят, вы увлеклись романами про Джеймса Бонда.
— Но литература — всё ещё часть культуры, не так ли?
— Конечно. А шпионов люди играют в кино.
Глаза англичанина сверкнули за стёклами очков. Казалось, Темсон был готов задушить нахалку у всех на глазах, однако он криво усмехнулся и смахнул несуществующую пылинку с безупречного лацкана.
— А кто сказал, что я играю, мисс Патти? Может, я пошпионил за вами и знаю все ваши маленькие секреты? Вдруг я неосторожно оброню что-нибудь при ваших гостях?
Патти Дюбуа звонко рассмеялась.
— О, мистер Ти! Неужели вы, бывший маклер, видите для себя выгоду? Вы ведь понимаете, что никто вам здесь не заплатит за мои секреты… Напомните, в своё время вы делали карьеру при торговой палате? Кажется, недоделали?
— Знаете, как говорят у нас, шпионов? — Темсон склонился к ней, и она непроизвольно отшатнулась. — Уши, охочие до секретов, всегда найдутся.
У Петра сложилось стойкое впечатление, что о нём забыли, хотя он по-прежнему стоял рядом.
— Мистер Темсон, если вы хотите пригласить Патти, то так и скажите. Ревновать незачем.
Он почти сразу пожалел, что ляпнул подобную глупость, но зато англичанина это застало врасплох, и тот сам, похоже, понял, как выглядел со стороны. Лицо его при этом не потеряло добродушия, но смотрел он на Петра по-хищнически выжидающе.
— Это ваш последний шанс, — торжественно объявила Патти, — иначе мистер Ти утащит меня в комнату без окон и начнёт допрашивать с пристрастием!
Хотя она улыбалась, в её чертах была заметна какая-то тревога; очевидно, они оба слишком заигрались и упустили момент, когда безобидный и несколько неуклюжий разведчик стал представлять какую-либо угрозу.
Пётр протянул Патти руку, она вручила Темсону недопитый коктейль, после чего они вышли в центр танцплощадки, где англичанин помешать им уже не мог. Катерина и Петя заметили их и жутко обрадовались, что старший брат наконец-то тоже решил повеселиться. Он, в свою очередь, ужасно стеснялся: двигаться под быструю модную музыку он совсем не умел.
Однако его партнёрша, кажется, была вполне готова и к такому развитию событий. Несмотря на внешнюю хрупкую элегантность, в танце вела Патти, и хотя Пётр в жизни не смог бы повторить все её движения, он закручивал её вокруг себя и покорялся центробежной силе, когда наступал его черёд крутиться.
Одна мелодия сменяла другую; Патти улыбалась, и откуда-то на её лицо то и дело падал блик света, несмотря на окружавший полумрак; Пётр был уверен, что на следующий день не почувствует ног и спины. Но наконец-то заиграло что-то спокойное.
— Обожаю эту песню! — призналась она. Пётр не слишком решительно положил одну руку на её тонкую талию, однако ладони Патти метнулись к его волосам. Он был совершенно не готов к подобному развитию событий, но она всего лишь пригладила выбившиеся пряди, которые от танцев и жары не мог удержать даже бриолин. Она предусмотрительно вытерла руки о носовой платок, прежде чем положить их Петру на плечи. Ему показалось, что не обязательно стоять настолько близко, но он не протестовал, поскольку явно отстал от танцевальных обычаев последних лет.
Головокружение буги-вуги и джайва прошло, опьянение её озорством тоже, и он не мог не думать обо всём, что будет после, что будет завтра. Неумолимо надвигались вина и стыд за безответственное поведение. Ему стоило мягко оттолкнуть её, сказать, что женат или что дома ждёт невеста, навалить на себя существующих и выдуманных проблем, — лишь бы не поддаваться её чарам.
Только вот чар никаких не было. На месте Патти мог оказаться кто угодно — даже Темсон, сумей он увлечь его невероятным разговором о прошлом, будущем и судьбах всего мира. Пётр слабо догадывался, что и без чужой помощи и подсказки, без танцев и разговоров смог бы открыть свободу и беззаботность, если бы позволил себе хоть раз шагнуть не думая, поддаться порыву, выйти за рамки наложенных на самого себя условностей, на время отложив долг и обязательства.
И она не пыталась его как-то дьявольски искусить, её флирт был формой диалога, а не приглашением в спальню. Его чести и верности никто не угрожал, но он всё никак не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.
— Вы меня обманули? — тихонько спросила она, и Пётр опешил.
— Ни в коем случае!
— Вы не хромаете.
К своему удивлению, он обнаружил, что действительно перестал хромать, хотя слабая, призрачная боль в ноге по-прежнему ощущалась.
— Я хромал утром. Помню как сейчас. Моя сестра вам подтвердит.
Патти в очередной раз смаковала его смущение.
— Спишем это на целебный морской воздух. И, кстати, о море. Хочу вам кое-что показать. Давайте сбежим? Всего на десять минут.
Гостей прибавилось; они шли к выходу, огибая людей, уворачиваясь от случайных бесед, и Пётр даже не обернулся в столпотворении у дверей, услышав, как его зовёт брат.
Они перешли дорогу, Патти сняла туфли и босыми ногами спустилась по ступеням к пляжу, затем пошла по гальке. Свет зданий на набережной провожал, подталкивал их в темноту, зависшую над бормотавшим морем. Во мраке томно плескалась вода, оттуда тянуло нагретой за день влагой, пряной прелостью водорослей, бензиновым одеколоном лодок.
Они встали у самой кромки воды, Патти поёжилась, когда волна лизнула её ноги. Бархатистый мрак оттеснил и свет, и любые мысли. Что же она хотела показать ему? Пустоту? Конец времени? Свои страхи? Его надежды? Он уже видел тьму — кромешную и непознаваемую, давящую, топчущую…
Привыкшие к темноте глаза различили бледную звезду, затем ещё и ещё одну, всё небо полнилось звёздами, и чем дольше он смотрел, тем больше их видел. Из-за клочка ватного облака выглянула долька луны и подсветила море. Тьма окончательно распалась, впустив неподвижность звёзд и бесконечное движение бликов на воде. Остальной мир перестал существовать, никого больше не было. Можно было наконец уйти туда, в море, можно было стать таким же бликом, такой же крохотной звездой, а потом тоже исчезнуть, перестав быть…
Луна юркнула за очередное облачко половиной своего лица, и дуэт моря и неба погас, ослеплённый ушедшим светом. Патти потянула Петра за рукав. Развернувшись к набережной, он почувствовал себя на сцене, сжигаемой софитами. Они медленно двинулись к отелю, не оборачиваясь назад; море и не настаивало — оно неминуемо возьмёт своё, когда придёт время, но сейчас его чары опали.
Пётр хотел сказать спасибо, но не знал, как благодарить за то, что увидел.
— Пообедаете с нами завтра?
— Завтра? — Патти сияла. — И послезавтра, и послепослезавтра… И, боже, даже соглашусь поужинать! Вы не представляете, как сложно найти приличную компанию в этом городе…
Слова о компании совсем некстати навели его на другую мысль.
— Можно задать вопрос?
— Задать — конечно, — она игриво глянула на него. — Но отвечу ли я?
— У Темсона характер всегда был не сахар, однако я не помню его таким назойливым. Почти… агрессивным?.. Что между вами произошло?
По её лицу пробежала тень, но она отвечала с прежней бодростью.
— Иногда Темсон — это просто Темсон.
— Мне показалось, в отношении вас у него что-то очень личное.
— Не думаете же вы, что он и впрямь ревнует? — она театрально ахнула. Он пожал плечами, не вполне понимая прямо сейчас не только мотивы Темсона, но и поведение Патти. — У настоящего разведчика, к коим мистер Ти причисляет и себя, нет времени на романтику и любовь.
— Но чтобы ревновать, любить не обязательно, — заметил Пётр. — Порой ревность — это зависть, завёрнутая в желание обладать, а порой… — он качнул головой и не стал продолжать: был уверен, что его поймут и так. — Просто… будьте осторожны, ладно?
Они остановились у лестницы. Патти поднялась на две ступеньки и обернулась, их лица оказались на одном уровне. Она была очень серьёзна.
— Я всё-таки должна вам кое-что сказать. На самом деле…
— Пётр Петрович? Вы не хотели бы вернуться в отель? У моря может быть небезопасно.
К своему ужасу, Пётр, узнав голос утреннего агента, оцепенел. Патти по-прежнему смотрела на него, она что-то быстро соображала. Затем сократила расстояние между их лицами и еле слышно прошептала:
— Темсон. Телепат.
Возвращаясь в ресторан под присмотром агента, Пётр думал отнюдь не о телепатах.

Катерина и Петя ничего не сказали при виде брата, но были чем-то жутко довольны. Они весело помахали Патти, которая зашла в зал следом за ним, а затем потащили Петра в дальний угол.
— Ты не поверишь, кого мы сейчас встретили! — прыгая на месте от нетерпения, воскликнул Петя.
Катерина пригладила старшему брату волосы и расправила складки на пиджаке, а затем указала в центр зала, где к двум молодым женщинам то и дело подходили поздороваться разные гости.
Глубокий бронзовый загар в обеих выдавал жительниц юга. Завидев Петра, они пришли в неописуемый восторг.
— Наконец-то!
— Где вы пропадали?
— Вас искал мистер Темсон. Видели его?
— А потом какой-то месье с очаровательными голубыми глазами…
— Ой, вас-то мы знаем, а сами не представились…
Они рассмеялись и по очереди протянули ему руки.
— Карин, — сообщила одна из них. — Простите, что мы не пересеклись на фестивале…
Во второй раз за вечер с ним произошло узнавание: перед ним Канн.
— …А потом вы уехали, и я слышала, что вы путешествуете по Ривьере, но нигде не могла вас найти…
— Николетт Дюпайон, — сказала вторая. — Для вас просто Нико. Добро пожаловать в Ниццу!
У него вытянулось лицо. Он смотрел на улыбающуюся загорелую брюнетку — полную противоположность Патти, — и не понимал, как он мог обознаться.
— С кем же я разговаривал… — пробормотал он себе под нос, уже и не пытаясь справиться с удивлением.
— Вы про кого?
— Э-э… Па́тти?
Карин и Нико вопросительно переглянулись.
— Патти? Может быть, Пати́ш?
— Нет-нет, она сказала, что её зовут Патти. Вы… её не знаете?
— Боюсь, что нет.
Он посмотрел поверх людей, ища глазами белое каре.
— Она же только что была здесь…
Нико тоже огляделась и осторожно сказала:
— Честно говоря, вы жутко популярны у спецслужб, а этот банкет — не очень-то секретное мероприятие. Она что-то от вас хотела?
Пётр промолчал; он и сам не понимал.
— Мы вас не дадим в обиду никаким спецслужбам, — пообещала Карин и обернулась к подруге: — Ну почему де Лясена нет, когда он нужен? Он бы заговорил всех этих шпиков до смерти.
— А ведь обещал быть, — вздохнула Нико. — Наверное, тоже занят Алжиром.
— Патрис? — переспросил Пётр.
— О, друзья мои, не стоит верить обещаниям столицы! — посоветовала Карин. — Пару дней назад он загорал с нами на пляже, и Алжир его совсем не волновал…
— Столичные пути неисповедимы, — заключила Нико и сменила тему.
Позволив разговору увлечь его, Пётр стёр из памяти лицо Патти, смыл её с берега моря, смахнул с танцплощадки. До поры он выбросил из головы и Темсона со всеми прочими шпионами, вот только никак не мог избавиться от растущей в душе обиды на Париж. И когда голубоглазый советский агент с ужасно виноватым видом сказал ему: «Всё, завтра», он даже не расстроился. Он смертельно устал. Он хотел домой.