Изначально экспедиция была все же исследовательской. Древний город Ахиччхатра тревожил и манил загадками, запечатленными в старых, ветхих свитках, которые никто из переводчиков не решался трактовать однозначно. Даже безо всяких сокровищ эта экспедиция сулила гонорар от Географического общества, первые полосы всех европейских газет и обширную статью в справочнике или, может, даже в энциклопедии.
Каннингем, выступивший основным спонсором, в своем солидном возрасте не мог допустить, чтобы грядущие находки были сделаны без него, так что его участие стало обязательным условием экспедиции. Молодой археолог Уизерби был в равной степени заинтригован и напуган возможностью побывать в старинном заброшенном городе, координаты которого удалось установить географу Смиту при всеобъемлющей поддержке мистера Бхатта. Последний был уроженцем Индии, но получил английское образование, а потому свободно говорил по-французски и по-английски, не считая родного наречия.
И вот Каннингем, Смит и Бхатт, освещая путь факелами, пробирались по лабиринту туннелей к древней сокровищнице, ставшей местом действия ряда мифов и заслужившей упоминания в «Махабхарате». Уизерби был оставлен снаружи. К его же радости, поскольку он, зачитывая перевод надписей вокруг раскрывшегося прохода в древний город, не на шутку испугался. (Написано было про якшу, змею и какие-то иные страсти). И хотя Бхатт и Смит скорее разделяли эти опасения, Каннингем оказался полон решимости и смело шагнул в темную пропасть, пахнувшую сыростью, пылью и металлом...
Коридоры, которыми они следовали, были абсолютно пусты, за исключением надписей, на которые они далеко не сразу обратили внимание. Эти надписи становились плотнее и обширнее по мере приближения к некой круглой просторной комнате. В ее центре высилась золотая статуя нага.
— Вы только посмотрите на этого красавца, — позвал Каннингем, сдвигая на затылок пробковый шлем. Он первым вступил в круглую комнату, его сапог нажал какой-то камень в полу, отчего на стенах запылали факелы, и статуя брызнула бликами света в ответ.
Наг имел шесть рук, а его торс продолжал мощный и внушительный змеиный хвост. Его красивое лицо, обращенное вниз, было искажено гримасой злобы и обиды, он напряг каждую мышцу, чтобы освободиться от сдерживающих его цепей. Он был огромен и смотрел вниз, куда-то мимо Смита; по задумке автора, вероятно, он смотрел на своего мнимого пленителя.
Все трое поежились. Статуя производила слишком живое впечатление.
— Один из переводов названия города — «капюшон змеи», — подал голос мистер Бхатт. — Однако наги являются символом спокойствия и мудрости. Эта статуя выглядит странно.
— Может быть, это какое-нибудь воплощение Ракшасы? — спросил мистер Смит. Мистер Бхатт покачал головой.
— Не думаю. Слишком он похож на обычного нага. Впрочем... — индус почесал бородку. — Об этом городе мало что известно, кроме того, что его короли постоянно уничтожали и завоевывали все ближайшие поселения и обращали в рабство любых кочевников. Быть может, наша находка даст новые трактования привычным образам из мифов...
Исследователи переглянулись и прошли в комнату: Смит, избегая смотреть на статую, стал изучать стены, Бхатт отправился прямиком к золотому нагу, а Каннингем обогнул его в поисках прохода в сокровищницу.
— Тут что-то написано, — подал голос индус, и ему вторил англичанин Смит:
— Я тоже нашел кое-что.
— Что там? — глухо отозвался Каннингем, припав на одно колено и разглядывая золотую фольгу, которую легонько трогал сквозняк, тянувший вдоль каменного пола.
— Ахиччхатра.
— Ахич...чхатра... кажется...
— Ахиччхаттра? Что вы там читаете?
Каннингем, крякнув, встал и, обойдя изваяние с другой стороны, приблизился к коллегам. Смит указывал на стену, а Бхатт на пол: на стене была одинокая надпись на английском, правда очень уж корявая, а на полу написано было много, но на языке, понятном среди присутствующих только индусу.
— Что за чертовщина?
— Статуя и есть Ахиччхатра. Это... воплощение города. Дух-хранитель.
— Зачем делать воплощение нагом?
Мистер Бхатт испытывал какие-то проблемы при чтении и постоянно морщил лоб. Было похоже, что текст становится сложнее.
— Здесь записано какое-то назидание... Очень неразборчиво...
Каннингем взглянул на Смита, надеясь на его участие, но тот покачал головой — никакой помощи оказать Бхатту он не мог.
— Вы не поняли, — индус вытер лоб. — Эта статуя и есть воплощение. Настоящее, живое, которое однажды заточили в золоте.
— Ну сейчас он не выглядит живым... — осторожно заметил Каннингем.
Смит и Бхатт вдруг с ужасом уставились на него, не говоря ни слова. Он протянул руку к Смиту и снял с плеча кусочек золотой фольги.
— Откуда оно сыпется?.. За статуей полно этих хлопьев.
Ему никто не ответил; над головами послышался тихий, хрустящий звук, словно трещала скорлупка яйца.
— Мистер Каннингем, мистер Бхатт, — шепотом проговорил Смит, — давайте медленно отступим назад и поищем выход.
Они медленно отошли от статуи, нырнули обратно в проход, из которого вышли, и, отдалившись на приличное расстояние, заговорили.
— Жуть... Вы ничего не почувствовали? — спросил Смит, и ему горячо закивал Бхатт.
— Да, немного. Кхм, — Каннингем быстро взял себя в руки. — Нам придется разломать статую, чтобы вынести отсюда. Надо привести людей...
— Мистер Каннингем, при всем уважении, сэр...
— Мистер Смит, давайте мы с вами поговорим об этом, когда вы получите свою часть золота?
Каннингем поманил спутников за собой и уверенным шагом удалился по коридору.
В круглой комнате статуя пришла в движение: шесть рук натянули цепи, хвост медленно скрутился в пружину, готовую выстрелить. Золотые лепестки закружились по комнате в свете факелов. Золотая маска треснула, и Ахиччхатра улыбнулся впервые за тысячу лет.