Ранним утром мистера Темсона разбудил шум в его спальне. Кто-то копался в ящике комода. «Воры», — подумал он лениво, но не шевельнулся, только открыл один глаз и увидел… Да ведь это были его поздние гости, оставшиеся ночевать!
— Вы ищете ключ, но его там нет, — сказал он, сев на постели. Услыхав хозяйский голос, проснулся Гринвич.
Охотница обернулась и закрыла ящик комода.
— Простите нас, мистер Темсон.
— Я уже говорил, что не пущу вас в Зимний дворец.
— Говорили, мистер Темсон, — виновато согласился пёс Дубок.
— И вас не пугают ни холод, ни то, что Его высочество, скорее всего, погиб.
Охотница бросилась к постели мистера Темсона, взяла его сухие ладони в свои тёплые и нежные и взмолилась.
— Пожалуйста, пустите нас! Мне сказали, что брат мой, княжич, отправился в Петрополь и не вернулся, но я чувствую, что он жив. Одно это чувство пригнало нас сюда издалека, из тёплых краёв. Я не успокоюсь, пока есть хоть один шанс спасти брата. Помогите мне, мистер Темсон. Я ясно вижу, у вас доброе сердце.
Она была права: её пылкая речь и самоотверженная сестринская любовь произвели на него впечатление. Сняв с шеи ключ, мистер Темсон вручил его Катерине, а сам вылез из постели в своей клетчатой пижаме и стал спешно собираться.
Закутанные с головы до пят, захватив спички и факелы, направились они к Зимнему дворцу. Ещё висел над Петрополем утренний густой сумрак, но на востоке занималась пурпурная заря. Ледяная площадь пустовала, а в призрачном свете угасающих звёзд и бледной луны казалась вовсе неземной.
У ворот дворца остались мистер Темсон и Гринвич; охотница и её пёс сняли коньки и, то и дело поскальзываясь, пересекли внутренний двор. Добравшись до дверей, они вошли в тёмный холл и отправились на поиски хоть одной живой души.
— Слышишь, Катерина, как усилился ветер? Здесь нам не рады, — проговорил Дубок, стуча зубами.
— То не ветер, то сквозняк, — ответила его бесстрашная хозяйка.
Они переходили из залы в залу, кругом было пусто. Мебель, стены, картины и печи покрывал блестевший в полумраке лёд: где-то лежал ровно, где-то застыл причудливыми брызгами.
Наконец-то в тронной зале их ждала удача. Там, поперёк трона, лежал завёрнутый в одеяла её младший братец. Его дыхание поднималось облачками и тут же таяло, обогревал его единственный во всём Зимнем дворце факел, а просторную залу мягко освещали парившие ледяные кристаллы. Катерина со всех ног бросилась к любимому брату, и пёс Дубок за ней.
Брат был бледен и холоден как лёд, но жив!
— Братец, братец, просыпайся! Идём домой! Братец… — Катерина назвала его по имени, но он не шевельнулся во сне. На его щеках, давно не видевших солнца, совсем поблекли веснушки.
— Он спит, ему ничто не грозит, — произнёс знакомый голос за её спиной. — Здравствуй, Катерина.
Она обернулась. Перед ней стоял князь, её старший брат. Ледяная пыль зависла мантией за его плечами, одежда волшебно сверкала, некогда чёрные как смоль волосы тут и там поблёскивали серебром, а над головой короной переливалось северное сияние.
— Петер! — воскликнула Катерина. — Мне говорили, ты погиб!
Охотница бросилась к князю, он встал на одно колено и заключил её в объятия. Холод его кожи обжигал сквозь одежду, но Катерина только сильней в него вжалась.
— Что с тобой произошло? Что с нашим братом?
— Идём, я покажу, — ответил князь и повёл её через залы в свои северные покои, смотревшие окнами на глетчер. Князь остановился у входа в кабинет. — Я знаю, ты бесстрашна, но то, что за дверью, может напугать даже тебя.
Когда князь Петер распахнул дверь, в проём брызнули свет и холод. Свет лился из провала в стене и отражался в толще замёрзшей высокой волны; холод же источали стены. Катерина пригляделась: внутри волны застыла фигура женщины, она оскалилась и простёрла острые пальцы вперёд в попытке кого-то схватить. Перед ней, расставив руки, стоял другой брат князя и Катерины — Константин, а чуть позади него застыли их кузина Лана и кузен Лексей. Взоры всех троих были обращены к ледяной волне.
— Мой вечный защитник, Константин, — грустно произнёс князь. — Нева, дух реки, выкрала фамильное сокровище, что уберегало наш край от наводнений и ненастий, а затем напала. В последний момент я сумел колдовством остановить её злодейство, но теперь мы не можем покинуть дворец. Я должен проморозить реку до дна, чтобы удержать дух Невы во льду.
Неистово дрожа от холода, Катерина подошла к Константину — он не шевелился, не дышал и не заметил вошедших.
— Первый удар пришёлся на брата. Лексей и Лана тоже пытались совладать с силой холода, но удалось это мне одному. А Константин жив, пока заморожен, — князь Петер виновато поглядел на сестру. — Пытаясь их спасти, я перестарался и заморозил весь город. Позже я понял, что стал воплощением стужи, самого холода… Отныне я — Ледяной князь.
— Ты сделал то, что мог, и спас свой город. Не вини себя, милый Петер. — Катерина взяла его за руку, хоть это и было больно. — А что будет, если ты растопишь глетчер?
Князь Петер тяжело вздохнул, отнял свою ледяную бледную руку и повёл сестру прочь из кабинета.
— Неве нужно немного, чтобы освободиться — в Петрополе больше сотни рек и каналов. Каждый день солнце согревает город, и жители Петрополя могут заниматься своими делами, а каждую ночь, пока они спят, я остужаю реку и дворец ещё сильнее. Другого способа защититься от Невы нет.
По мере удаления от кабинета с разбитой стеной пёс Дубок ощутил, что стало теплее, хотя и несильно — охотница всё дрожала и еле-еле поспевала за степенным шагом брата. Они вернулись в тронную залу, здесь было не так холодно, как в остальных комнатах: князь Петер заботился о младшем брате, но не мог покинуть дворец, чтобы позвать на помощь или передать брата в тёплый дом.
— Здесь мы простимся, Катерина. Ты пришла за братом — забери его и уходи.
— Петер, пойдём вместе. Ты не представляешь, как я счастлива узнать, что ты жив…
— Жив, — кивнул князь, — но уйти не могу, ибо связан бременем перед моей землёй.
— Петер, пожалуйста. Давай я останусь и помогу тебе.
— Нет, родная, это опасно, — слова прозвучали не слишком твёрдо, князь стушевался и отвернулся. — Уходи, иначе ты заснёшь, как и твой брат, а я буду тосковать ещё и по тебе. С меня достаточно горечи.
— Ты не должен быть один, это кого угодно сведёт с ума. Наверняка есть способ всё исправить.
— В её кулаке зажато наше фамильное сокровище, кулак её во льду. Стоит растопить лёд, и она оживёт, убъёт Константина, Лану и Лексея и заодно разрушит весь город. Даже гранит разлетелся в щепки, стоило сокровищу оказаться в её ладони, а ведь он два века держал её в русле. Нужно забрать у Невы камень — вот и весь способ.
Петер сердился, хотя всеми силами сдерживался — не пристало ему, князю, бушевать перед сестрой. Ловушка, в которой он оказался заперт вместе с семьёй и всем Петрополем, изрядно бы повеселила мятежный дух реки, так и не сумевшей смириться с возведением города на её берегах.
Глядя на уставших, замёрзших Катерину и её пса, он смягчился.
— Не заставляй меня выбирать между сестрой с братом и моим городом. Ступай в тепло, а затем отправляйтесь на юг, да подальше отсюда.
Стены дворца затрещали, хватка льда ослабла, а всё потому что князь Петер готов был уступить сестре, которую так сильно любило его заиндевевшее сердце. Опомнившись, он ударил каблуком, из-под сапога брызнула в стороны сиреневая ледяная звезда. Она взлетела в его ладони, шесть длинных лучей её сложились в один.
— Возьми этот нетающий клинок. Он изо льда, но не растает даже в жарком пламени. Он превратится в то, что тебе понадобится — оружие, ключ, лезвия коньков, компас… Ты умна, а я терпелив. Потому вот тебе мой наказ. Возвращайся, когда придумаешь, как нам вернуть всё на свои места. Я дождусь. А теперь уходи. Уходи, Катерина!
Охотница поблагодарила князя, взяла на руки младшего брата и направилась было к лестнице, но Петер распахнул окно и одним взмахом руки соорудил горку.
— Удачи, сестра. Не буду целовать тебя на прощание, ты и без того замёрзла.
— До встречи, брат, — едва слышно ответила Катерина и надёжно держа брата, съехала вниз. Следом за ней спустился пёс Дубок.
Князь Петер прислушался к тишине дворца и вернулся в полуразрушенный кабинет. Без страха он посмотрел застывшей Неве прямо в чёрные глаза.
— Вот увидишь, она что-нибудь да придумает. Я же не позволю чувствам одержать верх надо мной. А тебе и подавно!
Прямо из воздуха появился маленький ледяной нож и лёг в его ладонь. Князь вонзил его себе в грудь и заморозил собственное сердце.

Охотница после визита в Зимний дворец заболела. Мистер Темсон долго выхаживал её и её брата Петрика, а заодно и пса Дубка. Петрик, очнувшись от долгого сна, первым делом захотел назад, к старшему брату. Катерина объяснила, что увидела во дворце, упомянула о фамильном сокровище, захваченном Невой, и о поручении Петера.
А Петрик однажды за ужином обиженно сказал: «Где ж его возлюбленная, когда она ему так нужна? Она бы и зиму остановила, и как справиться с Невой придумала б». Но возлюбленную князя Петера почти никто не встречал, и лишь мистер Темсон упомянул, что искать её следует в Московии, но это слишком далеко — без цепеллина не добраться.
В Петрополе стало заметно холоднее. На улицах днём было уже не так людно и приветливо, многие семьи, жившие близко к Ледяной площади, переселялись за границы города, иные вовсе уезжали прочь. К переезду готовился и мистер Темсон: печь в его доме уже не справлялась с холодом, который устроил Ледяной князь. Ах, если бы Петер только знал, что, заморозив сердце, погубил город, до того спасённый такой ценой.
Катерина и Петрик помогали мистеру Темсону, да и сами подумывали о том, чтобы двинуться на юг. Не за теплом, нет, но за помощью — кроме возлюбленной Петера, им, похоже, не к кому было обратиться. И однажды, погрузив вещи на санки, они все вместе покинули гостеприимный дом. Охотница отдала свои коньки брату, а сама воспользовалась Нетающим клинком. Как и обещал Петер, клинок, разделившись сам собой надвое, превратился в изящные лезвия, которые накрепко пристали к башмачкам Катерины. Кататься на таких острых, быстрых коньках было одно удовольствие. Вместе с Петриком они толкали сани, в которых сидели мистер Темсон и Гринвич, а рядом на четырёх лапах скользил пёс Дубок.
Они выбрались за границу города, проехали немало, пока не показалась на земле трава и от саней с коньками стало мало проку. Вскоре отыскав оставленный кем-то дом, они решили поселиться в нём.
Мистер Темсон с Гринвичем тосковали по своему старому дому, в котором провели столько лет, никак не могли привыкнуть к теплу и отсутствию густого снега. Петрик же воспрял и ждал, когда же Катерина решится идти на юг, в Московию. Да и холод, вырвавшись за пределы Петрополя, уже подступал и к новому жилищу.
Однажды утром, много недель спустя после свидания со старшим братом, Катерина собрала в дорогу нехитрой еды, которую положила в сумку Дубка, и, сердечно попрощавшись с мистером Темсоном, вместе с Петриком отправилась по большой южной дороге. Пешком, то и дело останавливаясь для отдыха, они шли до ближайшего города, в котором можно было сесть на дирижабль до Московии.
По пути Петрик пел песни и много спрашивал о старшем брате.
— Что же, Петер в самом деле поседел?
— Мне кажется, это иней был на его волосах. Лицом он по-прежнему молод, — отвечала Катерина.
— А что он умеет делать с помощью волшебства?
— Хм, хм… Я думаю, всё умеет. Он ведь Ледяной князь, и вечная зима — его стихия.
— Ух, вечность — это слишком долго, — вздыхал тогда Петрик. — Ладно. А что это за фамильное сокровище, что украла речная ведьма?
— Не знаю, и он не сказал. Но если Нева держит его в руке, оно, наверное, небольшое. Может, волшебный драгоценный камень?
— Что это мы, интересно, должны придумать, чтобы его достать? — недоумевал Петрик, но у его сестры ответа не было.
Клинок, что подарил сестре князь Петер, пригодился самым неожиданным образом. Им можно было рубить сухостой и высекать искры для костра, разделывать кроликов и куропаток, пойманных на обед. Нетающий клинок был невесомым, словно льдинка, всегда послушно ложился в ладонь; вытягивался, превращаясь в меч, или уменьшался, становясь ножом, — ровно тогда, когда требовалось.
Через два дня пути они обогнали петропольский холод и ступили в летнее тепло. Перед ними раскрыл ворота Новаград. Город был полон звуков, красок и самых аппетитных запахов. Соскучившийся по сладостям, Петрик тянул сестру то к лоточнику с горячими пирожками, то к лавке с пряниками. Витрины уютных магазинчиков манили их разноцветными сахарными головами, пирожными с кремом, заморскими угощениями. Катерине особенно понравилась лавка чая и кофе, где стояли жестяные коробки с нарисованными на их боках девочками и мальчиками за чаепитием. Она уже хотела взять пару унций чая, но стоил он немало, а впереди ещё ждала их долгая дорога до Московии. А вот Петрику торговка дала пряник за то, что мальчик очаровал её своим говором и манерами. И пирожок ему достался с лотка просто так. Братец было загрустил, что Катерине ничего не подарили, но она ничуть не огорчилась и только радовалась за Петрика.
У одной из витрин собралась целая толпа детей, и Катерине с Петриком тоже стало любопытно. А там, за стеклом, между холмов из ваты ездил самоходный игрушечный паровозик, и над ним парил серебристый цепеллин с деревянными винтами. Дверь лавки распахнулась, их позвал басовитый весёлый голос: «Заходите к дядюшке Новославу». Дети повалили в лавку, с толпой внутрь занесло и Катерину с Петриком и Дубком. Хозяин магазинчика и игрушечных дел мастер Новослав был невысоким, в меру упитанным дяденькой. Улыбка прочно засела меж его розовых щёк. Он устроился на стуле с высокой спинкой, подпёр голову рукой и с доброй усмешкой наблюдал за мальчиками и девочками, разбежавшимся по всему магазину.
Полки вдоль стен сплошь были уставлены всевозможными игрушками. Петрик тоже захотел рассмотреть их поближе, а хозяин лавки разрешил детям трогать всё, что угодно. Катерина разглядывала неутомимый паровоз. Как было бы здорово однажды прокатиться на таком, только настоящем!
Кто-то из детей спросил, сколько стоит игрушка, на что дядюшка Новослав ответил что-то странное. Он сказал: «Денег стоит. Но если уж так нравится, то бери. А расплатишься потом — мне ведь всегда нужны помощники тут и там». Дети легко соглашались на такой уговор, — отрабатывать сию минуту их всё равно никто не заставлял.
Тревога кольнула сердце охотницы, она поглядела по сторонам в поисках братца, но того нигде не было. Она пыталась позвать его, но в шуме окружавших голосов не слышала и саму себя. Отчаявшись, она вышла из лавки, присела перед Дубком и тихонько сказала ему:
— Потерялся Петрик. Надо бы нам его найти. Справишься?
Пёс Дубок еле заметно кивнул и ринулся в магазин. Катерина бросила взгляд на витрину, но самоходного паровоза там уже не было. Зато было видно, как внутри магазинчика очередной мальчик соглашается поработать на дядюшку Новослава. И этот мальчик был охотнице хорошо знаком!..
Она заскочила в лавку, но было поздно: Петрик уже получил от дядюшки одобрение.
— Смотри, что я для тебя купил, сестрица!
Хотя она и была польщена, сделка с Новославом не на шутку пугала её.
— Нужно вернуть паровоз. Откажись от него. Мы не можем задерживаться здесь, Петрик.
Братец насупился, прижав паровоз к груди.
— Но я не могу вернуть. А раз ты не хочешь, оставлю его себе!
Катерина тогда обратилась к хозяину лавки.
— Прошу вас, не продавайте ему игрушки. Мы здесь проездом и спешим отправиться в дорогу.
Дядюшка Новослав взглянул на неё очень ласково, как на родную дочку, и так же ласково сказал:
— Сделка есть сделка, сказанного не воротишь. Но раз спешите, куда деваться — придётся тебе помочь братику. Он тут приберёт, покамест ты мне приготовишь обед и ужин на два дня впрок, да заштопаешь носки да простыни, да на ярмарку сходишь.
Дети в лавке притихли, прислушиваясь к разговору. Петрик смотрел на дядюшку Новослава с испугом.
— Отчего вы не наймёте прислугу, чтобы она для вас всё это делала? — спросила Катерина. — Денег у вас, должно быть, достаточно.
— Да зачем, если помощь всегда так найти можно. Вон их сколько, охотников помочь, — хохотнул Новослав и огладил усы.
— Это ведь нечестно.
— Игрушку смастерить — для этого и время нужно, и навык. Это мой труд. За него я прошу денежку. Но денежка в детских карманцах — редкая птичка, а игрушек всё равно хочется! Я-то понимаю, сам таким вот был. Ну а если по плечу заплатить трудом за труд, чем это хуже денежки?
На это Катерина ничего не ответила, а про себя подумала отчего-то, что дядюшка Новослав на игрушки тратит меньше сил, чем дети — на стряпню и штопание. Она поглядела на братца, и тот, поняв без слов, вернул поезд на витрину.
— Нам пора, — твёрдо произнёс Петрик. — Простите нас, дядюшка.
Новослав поднялся со своего стула и хоть был невысокого роста, казался могучим и очень важным.
— Вам пора, конечно, пора — за работу, — молвил он премило. — Быстрее начнёте — быстрее закончите. Раз уж вы так торопитесь, приступайте прямо сейчас.
— Простите, но нет, — вежливо, но уверенно отказала Катерина. — Вам придётся сделать для нас исключение.
С этими словами она покинула лавку, за ней вышли пёс Дубок и Петрик, остальные дети потянулись следом. По пятам шёл дядюшка Новослав.
— Ну нет, так не пойдёт. Бено-Бено, выходи! — крикнул он, показавшись на улице. На его зов явился широкоплечий высокий молодец, он вёл на цепи медведя в ошейнике с шипами. Бено грозно зыркнул на детей, и те, с опаской поглядывая на медведя, поплелись обратно в лавку.
Катерина не двинулась с места и крепко взяла брата за руку.
— Зря вы нас пугаете. Мы не боимся и всё равно уйдём.
— Вот же как? — переспросил Новослав и стал уж не таким радушным. — Ну тогда объявляю вас ворами и буду судить.
— Что вы такое говорите, дяденька? — опешил Петрик. — Вы же мастер игрушек, а не судья!
На это Новослав хохотнул и упёр руки в бока.
— Я князь Новаграда, мальчик. Мне решать, украл ты у меня или нет — я здесь и казна, и суд.
Поодаль Катерина заметила приближающийся дирижабль: он сбрасывал балласт — значит вот-вот он сядет, наберёт новых пассажиров и полетит на юг. Но путь преграждал Бено с медведем.
— Хорошо, дядюшка Новослав, ваша правда, — повинилась охотница. — Простите за дерзость. Смилостивитесь и позвольте нам всё-таки поработать, не сажайте в тюрьму!
Князь Новаграда снова зарумянился и заулыбался: он любил, когда выходило по-его. Развернувшись, он пошёл обратно в лавку, поманив их следом, и Катерина, таща за собой сопротивлявшегося Петрика, направилась за ним. Бено и медведь пристально следили за ними. Но занеся ногу над порожком магазина игрушек, Катерина сорвалась с места и, не отпуская брата, побежала прочь, нырнула между домами в узкий проход, чтобы Бено, а уж тем более его медведь, не мог их преследовать. Впереди, высунув язык, скакал пёс Дубок. Втроём они выскочили на соседнюю улочку.
На их счастье станция оказалась совсем недалеко. Сребробокий огромный дирижабль с надписью «Эборак», сбросив гайдропы, садился на площадку, пока люди снизу подтягивали судно к мачте. Катерина припустила, но Петрик, задыхаясь, начал отставать.
— Братец, скорее… Осталось немного… — уговаривала его сестра. Земля под ногами задрожала, и беглецы обернулись: Бено и медведь не прекратили погоню. Петрик вскрикнул, собрав последние силы, он пытался поспеть за сестрой, но окончательно ослаб. Братец тяжело дышал, схватившись за бок, а потом Катерина почувствовала, как он отпустил её руку. До станции оставалось всего-то тридцать пять шагов!
Издалека раздался голос дядюшки Новослава. Он ехал в повозке с большими колёсами, которую за оглобли тащили несколько детей, и потрясал кулаком.
— Воры! Не заплатили за товар! Не дай им уйти, Бернд! Не дай уйти!
Петрик споткнулся и упал — и прямо под страшные лапы медведя. Вперёд выскочил пёс Дубок, но вместо того, чтобы зарычать на зверя, он грозно рявкнул и крикнул:
— Тронете нас — и будете иметь дело с самим князем Петером!
Бено тут же окликнул медведя, подбежал к Петрику и поставил того на ноги.
— Это прафда? Вы от князя Петера? — тихо спросил он с непривычным говором. Петрик испуганно кивнул, а Катерина стиснула руку братца.
— Чистая правда. С ним случилась беда, а мы — его брат и сестра, мы пытаемся ему помочь. Нам очень нужно на юг! Пожалуйста…
— Больше ни злова, — сказал Бено, подхватил Петрика и Катерину как пушинок и сам доставил их к дирижаблю. Тем временем его медведь преградил путь повозке Новослава, и дети случайно опрокинули её да так и бросили, разбежавшись в разные стороны. Всё-таки мишка был для них опаснее дядюшки!
Бросив тяжёлые зимние вещи на станции, Катерина купила три билета и присоединилась к Петрику и Дубку, занявшим очередь на посадку. Бено стоял рядом и загораживал их своими могучими плечами от Новослава, который всё пытался докричаться до стража. Прохожие поглядывали на него, но помогать не спешили: мишка уселся рядом и широкую лапу положил прямо перед дядюшкой.
Бено снял с шеи кожаный шнурок с мешочком и вручил его Катерине.
— Тут немного, но вам пригодится.
— Почему вы нам помогаете? — спросил Петрик.
— По нофаградским законам вы не воры, а зделка — фсё выдумка Нофослава и только, — просто ответил Бено. — Ну а з князем Петером мы дружили, дафно, до того, как Петрополь нафсегда замёрз. — Он грустно вздохнул. — Но я ф большом долгу у князя Нофослава, и делаю игрушки для его лафки… Зкажите Петеру, что Бернард его не забыл и зкучает по звоему зтарому приятелю.
Катерина ответить не успела — улыбчивый контролёр, надорвав квитки, уже приглашал их в гондолу дирижабля. Катерина и Петрик махали Бернарду, поглядывая на дядюшку Новослава, который всё не мог выбраться из опрокинутой повозки. Но вскоре все люди, оставшиеся внизу, превратились в точки, а Новаград стал похож на игрушечный разукрашенный городок с яркими домами и блестящими куполками церквей.

Дирижабль «Эборак» набирал высоту — сначала медленно, потом всё быстрее. Катерина и Петрик не знали, где им сесть, и контролёр, закрепив трап, проводил их по узкому коридору в салон, находившийся в брюхе дирижабля. Беглецы устроились на скамье у окошка. Тем временем контролёр, лучезарно улыбаясь, ходил меж пассажиров, заговаривал с ними, а затем чиркал что-то в маленькую записную книжку. Вскоре он поравнялся со скамьёй охотницы.
— Добрый день! Добро пожаловать на «Эборак»! Меня зовут Нютон, я капитан судна, помогу вам всем, чем смогу. Путь до Московии займёт четыре часа. Оружие, пожалуйста, держите в чехле до конца пути, ладно? — любезно сказал он, заметив длинную сумку с Катерининым ружьём. Затем добавил: — Желаете чаю, кофе, воды?
— Чаю! — воскликнул Петрик. — Жуть как пить хочется после погони.
Капитан Нютон это записал.
— Пожалуй, и мне чаю, — согласилась Катерина. — И воды для моего пса.
— Будет сделано. Когда мы поднимемся выше к облакам, может стать зябко. Принести вам пледы? Желаете подушку? — Петрик соглашался на всё, а капитан Нютон был только рад услужить. — Чего ещё желаете?
— Есть у вас что к чаю? — спросил Петрик.
— Баранки, пряники, — принялся перечислять на память Нютон, — шоколадные монеты, пыш-пончики, пирожки…
— И пыш-пончики у вас есть? А горячие? С сахарной пудрой?
— Так точно, — улыбнулся капитан. — Сколько желаете?
— Дюжину! — воскликнул Петрик и посмотрел на сестру. Смутившись, он поправился: — Три штучки.
— Будет сделано. Есть ли вопросы? Нет? Хорошо. Скоро принесу вам чай.
Капитан удалился в сторону других пассажиров, а Петрик с Катериной прильнули к окну. «Эборак» поднимался всё выше, и тонкие облака туманом струились по бокам дирижабля. Сверху открывался поразительный вид на зелёные луга, густые леса, яркие, усыпанные цветами холмы. Позади остался сумрачный, закованный в лёд Петрополь с его осенне-зимними, прохладными предместьями, и Новаград, ласковый с виду да с железной хваткой — с высоты было видно, как зима подступает и к нему… Неужели у Ледяного князя хватит сил, чтоб заморозить всю землю вплоть до Чёрна Моря?
Капитан толкал тележку вдоль скамей, раздавая пледы и горячие напитки. Едва он передал Петрику чай и пыш-пончики, тот спросил:
— Ежели вы нас тут потчуете, кто управляет дирижаблем?
Капитан Нютон по-доброму рассмеялся.
— Пилоты, конечно. «Эборак» большой, тут и вдвоём не справиться. Капитан цепеллина — он ведь своего рода и купец, и промышленник: строит эллинг и дирижабль, нанимает людей в экипаж, думает об удобствах, да и о цене за билет — чтоб и пассажира не отпугнуть, и самому в минусе не остаться…
— Вы сами построили этот дирижабль? — восхищённо спросила Катерина, поставив миску с водой перед Дубком.
Капитан Нютон зарделся.
— Ну… Не без помощи князя Петера и наших друзей… Но, в общем, да! Сам!
Петрик, Катерина и пёс Дубок уставились на него во все глаза.
— Вы знаете нашего брата?
Нютон удивился не меньше.
— Так он ваш брат? Но где он сейчас?
Катерина пересказала капитану всё, что случилось с ней и Петриком. Нютон же поведал, что до Оледенения хорошо знал Петера, и «Эборак» начинали строить под Петрополем. Дирижабль должен был летать из Петрополя в Московию и обратно без остановок. Как и другие гости князя, капитан Нютон обитал в Зимнем дворце, но в один день всех попросили дворец покинуть. Как раз тогда в Петрополе наступила вечная зима. Чтобы спасти своё детище, Нютон вывез части дирижабля на последнем паровозе и достраивал его уже поблизости от Новаграда.
— Если бы было только лишь холодно, никуда бы я не поехал — холод дирижаблю нипочём, — с сожалением добавил капитан Нютон. — Но начался снегопад, задул ветер — ни строить, ни летать при такой погоде нельзя… Мне жаль вашего брата, он хороший и отзывчивый человек. Надеюсь, в Московии вам помогут. Да и у меня просите всё, что требуется.
Полёт в небесах, то на солнце, то под тонким одеялом облаков, казалось, длился целую вечность. Безмятежная синева, медленно сменяющийся край земли навевали на путников дремоту. Прижав к себе Петрика и пса Дубка, Катерина ненадолго уснула, а капитан Нютон, заметив их спящими, бережно подоткнул плед и сверху укрыл вторым.
Когда цепеллин стал приближаться к великолепной пышной Московии, Катерина уже проснулась. Подозвав капитана Нютона, она спросила, не знает ли тот случайно о возлюбленной Петера. Но капитан о ней почти и не слыхивал — была у князя зазноба, да и всё — и только пожал плечами. Петрик, очнувшись ото сна, зевнул и дёрнул охотницу за рукав.
— Я кое-что вспомнил о ней, сестрица. Маловато, но хоть что: была она красавица, но всегда в изящной маске. Брат любил её сильно, но любила ли она его — не знаю. Единственное, что помню хорошо, — её волосы, сиявшие точно корона. Ой, что за волосы у неё были…
Какой-то солидный господин на соседней скамье, верно, услышав их разговор, наклонился к Катерине и таинственно шепнул ей на ухо: «Там она живёт, в Алой крепости». Катерина припала к окошку — дирижабль уже нависал над Московией, выруливая к мачте. Крепость та была из красного кирпича, а в её середине стояли дворец и несколько больших теремов, на широкой площади перед воротами пёстро полыхала ярмарка. «Эборак» швартовался прямо на эту площадь, и было слышно, как вниз спустили гайдропы.
Катерина, пёс Дубок и Петрик, попрощавшись с капитаном Нютоном, ступили на мостовую Московии — яркого и шумного города, слегка суетливого, но по-простецки доброго. Посадочную площадку обступили торгаши и уже предлагали путешественникам чай и пирожки. Но после приключений в Новаграде и тёплого приёма на борту «Эборака» ничего покупать уж не хотелось.
— Вот бы обошлось без дядюшек да медведей! — воскликнул Петрик, глядя на московитов.
— Не бойся. Нутром чую: в Московии мы найдём помощь.
— Ты, сестрица, что-то придумала, верно?
Отойдя в сторонку, Катерина поведала ему услышанное от незнакомца.
— Так что нам нужно попасть в крепость. Я поговорю с этой загадочной возлюбленной нашего брата, вдруг она поможет?
Гуляя по ярмарке, Петрик заслышал любопытный разговор между торговками. «Наконец-то после работы отдохну», — сказала одна. «Твои идут на поляницкие смотрины?» — переспросила вторая. «И слава богу! За месяц уши мне прожужжали со своими смотринами, готовились — и старший, и младший, и муженёк мой Урбаша. Ух, надоели!» Другая женщина на это горячо закивала: «И не говори, как с ума посходили! Хотя я бы, например, не отказалась от званого ужина с поляницей, — торговка, вздохнув, томно поглядела на башенки крепости. — За трапезой собираются её витязи и лучшие мужи. И слухи ходят, там можно встретить заморского рыцаря, что хорош и собою, и манерами, а звёзды полночные и луна с ним разговаривают».
Петрик выспросил подробности, и торговки всё ему рассказали. Оказалось, что в Московии раз в месяц ждут праздника — в Алой крепости устраивают смотрины, на которые может прийти каждый, кто способен явить миру какой-то талант или поглазеть на других. Путникам повезло: день смотрин как раз сегодня! Ходят туда, правда, только мужики — собою покрасоваться перед поляницей. Тот, кто понравится хозяйке крепости, останется с нею и её дружиной на вечернюю трапезу, будет принят на службу, отправится с поляницей в поход, а семейство его заживёт ещё лучше прежнего.
Катерина хорошо стреляла из ружья и лука, искусно владела и мечом, и ножом, подражала голосам зверей и птиц. Маленький Петрик уже умел фехтовать и править аутомобилом, мог ходить на руках и ездить на велосипеде задом наперёд. А пёс Дубок вообще умел разговаривать, хотя в плотной людской толпе помалкивал. Отдохнув после долгого пути в тихой таверне, они порешили, что такие таланты для смотрин годятся, и тем же вечером стояли у ворот Алой крепости вместе с московитами, ожидавшими праздника.
Ударили барабаны, заиграла бойкая музыка, могучие ворота с грохотом потащились в стороны, и толпа хлынула в крепость. Кругом висели гирлянды, а над головами приветственной вспышкой прогремели разноцветные огни в высоком небе. Люд потянулся к миниатюрному дворцу, освещённому ярче всего, с дверьми, распахнутыми настежь. Там и должны были пройти испытания талантов.
Московиты зашли в просторный зал, столы вдоль стен ломились от яств, середина его была свободной для зрелищ. Взяв по чарке чего покрепче, народ выстроился в кружок. Барабаны утихли, музыка играла еле слышно. В зале появилась поляница — богатырша в расписанных на восточный манер латах и шлеме-еринхонке с пером. На поясе её позвякивал широкий меч. Она вышла на середину, приветствовала всех широкой улыбкой, вынув алый платок, махнула им и молвила: «Начинайте».
По очереди выходили московиты и хвастались своими дарованиями: кто-то одной рукой поднимал гирю весом в десять пудов, кто-то тушил свечу языком, кто-то показывал дрессированных животных («Не чета они мне», — самодовольно замечал пёс Дубок). А один молодчик и так, и эдак пытался понравиться полянице — сотворил из воздуха цветы, достал из-за уха её сапфир и наполнил все до единой чарки самым лучшим вином. Это ухаживание не подействовало: «Есть у меня фокусник, какого нигде не сыскать», и молодчик ушёл ни с чем. Петрик её тоже не поразил, но позабавил. И вот пришла очередь Катерины-охотницы.
— Девица? Что ты здесь забыла, моя хорошая?
— Хочу показать, что умею.
— Изволь же.
— Умею стрелять из ружья. Покажите мне цель.
Поляница подняла над головой блюдце.
— Стреляй, девочка.
Катерина прицелилась и попала точно в блюдце без труда. Блюдце осыпалось осколками на пол.
— Неплохо, — заметила поляница. — Но и мои стрелки умеют не хуже.
— Умею стрелять из лука, — сказала тогда Катерина.
— Хорошо. Дайте девочке лук, а мне яблоко, — богатырша вынула из наконечника ерихонки перо и водрузила на остриё плод.
Катерина целилась в этот раз чуть дольше, выдохнула, отпустила стрелу и попала в яблоко, которое с головы поляницы слетело вместе со шлемом. Взвилась тугая золотая коса с вплетёнными медальонами и лунницами. Богатырша достоинства не потеряла, поглядывала хитро, а волосы её так и сияли в свете многочисленных огней.
— Недурно, — заявила она. — Но так и я умею… Видишь ли, на этом пиру девиц не бывает — это ведь только мужевьям надобно самолюбие потешить да перед дамою блеснуть. А коли дама эта — хозяйка Московии, глаза их так и горят: авось что и перепадёт с моей щедрой руки. Но ты, девочка, не за этим пришла… Покажи мне то, чего никто не умеет.
— Ещё могу петь птицей и говорить по-звериному.
Богатырша только рукой махнула — не удивить её таким талантом. В толпе послышались смешки и хохот. Тут уж Катерина не на шутку разволновалась. Единственное, что осталось у неё, — клинок, подаренный старшим братом. Потерев друг о друга ладони, она вынула клинок из ножен, и он обратился ледяным, сверкающим мечом.
— Я владею Нетающим клинком! — громко сказала охотница, и все вокруг притихли, глядя на неё. — Он сечёт и плоть, и дерево, и камень, лёгок как льдинка. Сам князь Петер дал его мне!
Поляница насупилась, погладила косу и пошла на Катерину. Та приготовилась защищаться, рядом же возникли пёс Дубок и братец Петрик. Богатырша, глянув на Нетающий клинок, выхватила свой широкий меч. Катерина, оттеснив братца и пса, смело шагнула вперёд.
Богатырский удар был крепким, могучим, но охотница его отразила. Неуклюжий меч и так и эдак пытался достать Катерину, но изящный ледяной клинок звонко и твёрдо отбивал удары, и похож был на скачущую в руках молнию. Но вот хозяйке, кажется, надоела эта игра: она прыгнула вперёд и навалилась на свой меч всем весом, так что лезвие оказалось в дюйме от носа охотницы. Тут Катерина едва не уступила противнице — богатырша удивила так удивила. Она совсем негромко и как будто даже с тревогой спросила: «Как же поживает князь Петер?»

Поляница решила пригласить на этот раз всех, кто явился на смотрины. Пир был знатный! Завсегдатаи поглядывали на новых гостей поляницы с интересом. Мужи, которых обставила Катерина, сидели понурые без внимания хозяйки. Иные были восхищены охотницей не меньше, чем поляницей, и пытались ей понравиться. Катерине не было до них дела, она пересказывала богатырше свои приключения. Богатырша же слушала с интересом да помалкивала. Пёс Дубок и братец Петрик наслаждались яствами и вторили Катерине, когда та дошла до приключений в Новаграде. Наконец, подперев рукой голову, поляница спросила:
— Кто же вас отправил счастья искать в Московии?
— Брат послал меня на юг. А мистер Темсон сказал, что в Московии живёт покинувшая Петера возлюбленная.
Богатырша расхохоталась.
— А больше мистер Темсон ничего не сказал? Страхом тебя, девочка, мать-природа напрочь обделила, я погляжу. Не боязно вам в Московии, одним да с таким богатством? Авось волшебный братец вас не спасёт, коли он долг перед Петрополем исполняет да против чёрного колдовства оборону держит.
Что правда, то правда: от Новослава им спасаться пришлось самим, хотя имя Петера выручило их неожиданным образом.
— Петер только сильнее стал, и наколдованный им холод устремился из Петрополя на юг. Вот-вот к Новаграду подступит зима. Все теперь в опасности, — сказала Катерина.
— Да неужто? На всякую ледышку у меня найдётся спичка. А понадобится — подожгу леса вокруг Московии, да его хлад смертный не пущу!
Охотница устало склонила голову к плечу.
— Ох, вы рассуждаете так же как он — безрассудно и шально.
— Ай, опасно говоришь, охотница, — цыкнула поляница языком.
— Неправда. Вы сильны, спору нет, всех сильнее, но потому вы и слабого не обидите, и леса побережёте. И честность вы цените сильнее лести, и от пиров своих вы устали, ибо не удивляет давно никто, а щедрое сердце не позволит оставить московитов без праздника, которого все ждут…
Поляница нависла над Катериной.
— Почём тебе знать, что я не Мара-Морена, али не Мавка-Матрёна, аль не Морок-Марзана? Вдруг я тебя погублю, и братца твоего, и собачку говорящую? Ась? Каково?
Петрик тихо ойкнул и спрятался за сестру, пёс Дубок прижал к голове уши. Богатырша выглядела внушительно, янтарные глаза её горели неистово, но притворно и лукаво, и Катерина её совсем не испугалась.
— Вам же потом перед Петером отвечать, — ответила она.
— Отчего же вы гостей пугаете, княгиня? — раздался сбоку голос.
Поляница усмехнулась и от Катерины отпрянула.
— Вот же сколько у меня гостей разных побывало в этих палатах, и только ты смеешь меня перебивать да ещё с упрёком! Знакомься, охотница, мой фокусник. Звать его Ромусом.
Ромус был кучерявым парнем в простой одежде и берете, он суетливо перебирал в руках игральные карты, взглядом метаясь меж гостями. Поставив свой табурет рядом с охотницей, он протянул ей колоду.
— Я в фокусы ваши не верю, — ответила Катерина, на что богатырша снова рассмеялась: «В фокусы не верит, а в волшебство — пожалуйста!»
— Только разок покажу, — ласково сказал Ромус. Катерина сняла с колоды несколько карт, подсмотрела одну — то был король пик — и вернула на место. Фокусник перетасовал колоду и так, и эдак, и веером пустил над их головами, а Катеринин король то и дело мелькал в этом вихре. Затем Ромус спросил:
— Эта карта?
Но то была королева червей. Катерина покачала головой.
— Может, вот эта?
На этот раз — червовый валет. Снова Катерина покачала головой.
— А не эта ли?
Ромус показал карту джокера, такого же кучерявого, как он сам. Катерина рассмеялась.
— Ах как же так… Ну да вы, может, заглянете в карман? Допустим, в правый.
Охотница сунула руку в правый карман, но там карты не было.
— Значит, в левый!
А в левом лежала карта. Это и был король пик! Катерина пригляделась к нему повнимательнее — уж очень сильно он был похож лицом на её брата Петера. Братец Петрик в восхищении хлопнул в ладоши. Фокусник Ромус сидел довольный проделкой, а поляница качала головой.
— На что свой талант тратишь…
— Всё вам, княгиня, на радость!
С этими словами он перемахнул через стол, выскочил на середину залы и начал развлекать гостей фокусами, стихами, которые сочинял на ходу, а ещё дышал огнём. Так и не поняла Катерина, был Ромус фокусником, шутом или и тем, и другим.
Время шло к полуночи, некоторые гости разошлись, многие дремали прямо за столами. Петрик обнял сестру да так и заснул у неё на плече. Расправив ворот рубахи, богатырша скучающим взглядом окинула толкующее пиршество и вдруг поманила к себе охотницу и сказала ей тихо:
— Знаю я, как помочь Петрополю. Только опасно это.
— Не боюсь я опасностей.
Поляница погрозила пальцем.
— Для князя Петера это опасно. Раз холод из Петрополя к нам идёт, значит, сердце своё он заморозил. А раз так, то надо сердце ему растопить, а уж потом с Невой разбираться.
— Но стоит Петеру ослабить ледяную хватку, и Нева набросится на него, — возразила Катерина. — Он сказал, надо у Невы фамильное сокровище отнять, тогда свою колдовскую силу она потеряет.
— А что это за сокровище? — задумчиво спросила богатырша.
— Не видела. Знаю только, что оно оберегало от наводнений наши края.
— Надобно мне советников своих созвать. Одна голова — хорошо, а ещё две — всяко лучше.
Богатырша свистнула, на её зов к столу поспешил фокусник Ромус и несколько витязей. Они поставили скамью и сели за стол напротив поляницы и её гостей. Рассказав всё, что узнала от Катерины, богатырша спросила совета.
— Надобно колдунью расколоть на куски вместе со льдом — вот и дело с концом, — сказал один воин.
— Не выйдет, то лёд волшебный, об него только мечи ломать, — ответила богатырша.
— Обмануть надо колдунью. Разморозить и сказать, что в руках у неё не фамильное сокровище, а безделушка, — предложил Ромус.
— Умна Нева, раз сумела осторожного Петера перехитрить, — вздохнула Катерина. — Она сразу узнает обман, сокровище ведь силу ей даёт.
На скамью сел ещё один воин. Был это рыцарь, собою хорош и светел, в серебристых блестящих латах c искусно выделанным на грудной пластине полумесяцем. Походил он на доброго ангела, сошедшего с картин.
— Нужно поменять Неву и князя Петера местами, — молвил он. — Сокровище будет у него в ладони, и колдунья уже не причинит вреда.
— А если она камень не отпустит? — спросил один из витязей.
— Если осторожно менять, то камень останется на своём месте, — ответил рыцарь.
— Но ведь князь сам окажется закован в лёд! — воскликнул Ромус.
— Лёд и растопить можно, — ответил рыцарь.
— Так ведь лёд волшебный, — удивилась Катерина.
— Пламя тоже бывает волшебным, — ответил рыцарь.
— А как же его сердце? — спросила богатырша.
Прежде чем ответить, рыцарь внимательно посмотрел на неё. Он вздохнул и осторожно сказал:
— Только истинная любовь растопит его холод. Но как эта любовь должна проявить себя, мне неведомо. Может быть, — совсем тихо добавил он, — ваша любовь ему нужна, княгиня.
Поляница глянула на него так грозно, что воины, потупив взгляд, смиренно склонили головы. Только рыцарь и фокусник смотрели на богатыршу как на равную. Вдруг она махнула рукой, рассмеялась и, залпом опустошив свой кубок, поднялась.
— Ну и денёк выдался, куда ни плюнь, каждый осмеливается мне перечить иль дерзить, — сказала она с усмешкой. — Скажут потом: совсем Марьяна хватку потеряла… Ладно уж. — Она тряхнула Катерину за плечо, ладонь богатырши была горячая-горячая. — Выручим охотницу. Да и князь Петер всем нам был другом. Завтра же отправляемся в поход до Петрополя. Отдохните как следует.
Поляница Марьяна, всё посмеиваясь себе под нос, удалилась в свои покои, воины разошлись за столы. Фокусник Ромус вызвался проводить охотницу и её брата в гостевую комнату, и рыцарь пошёл с ними.
В комнате нашлись таз и серебряный кувшин с водой, две дубовых кровати и шёлковая расписная ширма. Ромус сказал, что княгине Марьяне всегда подносили заморские подарки, да и сама она нажила добро битвами с варварами и торговлей в дальних странах. Когда Катерина и Петрик устроились в постелях, а пёс Дубок свернулся в ногах хозяйки, рыцарь спел колыбельную, от которой раньше всех уснул Ромус. Затем и Петрик, широко зевнув, повернулся на бок, и пёс Дубок засопел во сне. Рыцарь сел на кровать Катерины, поглядел на неё своими удивительными сиреневыми глазами.
— Будет непросто вернуть князя Петера. Самое трудное — растопить его сердце, потому что он заморозил его сам. Как бы мы все ни любили князя, мы не сможем сделать его прежним против воли. Ледяные князь или княгиня появляются раз в несколько веков, когда людям требуется защита от колдовства и недобрых сил. Это не прихоть, а призвание. Может быть, твоему брату суждено было стать Ледяным князем, ну а с судьбой бороться трудно.
— Мне теперь тревожно… — прошептала Катерина.
— Прости, — рыцарь склонил голову. — Правду знать тяжело, она порой лишает надежды. Но не тревожься понапрасну: на твоей стороне все добрые силы и ангелы-хранители.
Рыцарь легко поднял на руки спящего Ромуса и направился с ним к двери.
— Но ты же не ангел? — сказала охотница ему вслед. Он обернулся в проёме и улыбнулся.
— Нет. Я Парис, Рыцарь Полночного Света. Доброго сна тебе, охотница.
— И тебе, Парис, — ответила она. Когда рыцарь ушёл, его пожелание Катерине тут же исполнилось, и она заснула крепким сном.

Утро принесло сюрприз, которого никто не ожидал: Московию обнимало толстое снежное одеяло, но в самом городе, хотя стало прохладнее, снег быстро таял. Глядя в окно, Катерина мигом пожалела, что оставила их с Петриком тёплые вещи в Новаграде. Спустившись вместе с братом и Дубком в трапезную залу, хозяйку они не встретили — за столом подкреплялись только её витязи. Ромус усадил Катерину и Петрика по обе стороны от себя, затем показал фокус: взмахнул рукой, и в их тарелки сами собой перелетели варёные яйца, говядина, картошка и щедрые ломти хлеба. Вокруг носились слуги, во всей Алой крепости царило оживление, но богатырская дружина спокойно себе трапезничала.
«А где же княгиня Марьяна?» — спросил Петрик. Богатыршу погода совсем не испугала. С раннего утра она следила, как снаряжают повозки и лошадей. Затем ворота крепости распахнулись, и повозки поехали по улочкам Московии. Всадники спрыгивали с коней и стучали во все двери, раздавали дрова и провизию, а московиты вовсю готовились к внезапно наступавшей зиме.
Сразу после завтрака воины отправились в оружейную палату, где облачились в тёплые полушубки и толстую броню, выбрали себе копья и мечи. Рыцарь так и остался в своих латах и только прицепил к поясу меч, как и доспехи, полированный до блеска. А фокусник Ромус, глядя на его тяжёлую амуницию, скривил лицо.
— Вот ещё! Я и не воин вовсе. Лучше уж дайте мне тулупчик какой-нибудь да валенки.
Нашлась тёплая одежда и для охотницы с её братом, и для пса Дубка. Когда в оружейную заглянула поляница, дружина её была уже готова к походу. Богатырша успела облачиться в походные доспехи, а на груди её поблескивали латы с выделанным на них золотым солнцем. Она закрепила на плечах пунцовый плащ, на голову надела меховую шапку, украшенную пучком алых перьев.
Процессия выдвинулась на площадь, где княгиня обратилась к собравшемуся люду.
— Московиты, сёстры мои и братья! Из сердца Северной столицы пришла зима в наш край, запорошила Теферь и устремилась дальше, на Резань и Тулицу, на Кыэв и к Чёрну Морю, и даже на Менск. Я и мои витязи отправляемся в Петрополь, чтобы угомонить холод. Пока не ворочусь, Московии тепла не видать. Не падайте духом, в обиду себя не давайте, чуть что — ступайте к воеводе Микайло, его оставляю главным вместо себя. Не поминайте лихом!
Из конюшен Алой крепости выехали два дилижанса, Марьяна вскочила на передок одного из них, другим правил её воин. Охотница заглянула внутрь, а там уже лежали припасы, несколько пар сменных сапог, походная печка и связки дров. Она, Петрик, пёс Дубок и Ромус уселись в один дилижанс с богатыршей, во втором же устроились Парис и витязи.
И вот пустились они в дальнюю дорогу. Катерина выглянула в окошко, чтобы бросить последний взгляд на гостеприимную Московию, а город уже скрыло облако снега. Зато ровнёхонько за дилижансами дорога и оттаяла, и просохла. Ну и чудеса!
Вокруг лежали белые поля, заснеженные сосны недвижимо стояли в морозной тиши, оледенелые берёзы застыли словно в удивлении, не успев сбросить своих изумрудных одежд наземь. Прошедшая метель будто остановила самое время, и ни одна птица не издавала звука, ни один зверь не проскочил вдали. Заметив в сугробе околевшего зайца, Катерина вдруг поняла, как возросла мощь Петера и как она соскучилась по брату, такому, каким он был до превращения в Ледяного князя.
— Нужно было мне раньше вернуться… — обронила она.
— Что ты говоришь такое, сестрица? — спросил Петрик.
— Я же вижу: что-то тяжёлое держишь на сердце. Скажи, что? — добавил пёс Дубок и положил остроносую морду на колени хозяйке.
— Петер отправил меня и Петрика познавать мир и учиться с малых лет. Но не стоило мне уезжать — вон что приключилось, пока я путешествовала…
— Не помогла бы ты ему, охотница, если б осталась, — заявил Ромус.
— Отчего же?
— Вышла б из тебя никудышная ему помощница, не знай ты о мире. Твоё семейство испокон веков больше всего ценило знания, так что и тебе не стоит жалеть о них, — ответил фокусник. — Уж не раз ты слышала о своей храбрости. Но ещё ты очень мудра, а мудрость просто так не приходит.
Катерина поникла.
— Если бы мудрость помогла мне хоть краешком глаза увидеть, что нас ждёт в будущем… Мне не приходило писем и весточек, и я не знала об Оледенении. Когда вернулась, cказали мне, что старшие наши братья погибли, а о Петрике ничего не было слышно, и я отправилась его искать…
Петрик тоже закручинился.
— А я-то хорош! Думал, братца уговорю зиму прекратить. Только в тронную залу зашёл, а он молвил «Зачем пришёл?», поглядел мне прямо в глаза, грозно так, и я тут же заснул. Спал я крепко, видел дурные сны да проснуться не мог.
— Ну а Нева, али кто другой, всё равно бы однажды взбунтовалась, — сказал Ромус, желая их ободрить. — Будь ты рядом, Катерина, замёрзла бы, как твой брат и кузен с кузиной. А так у Петера остаётся надежда. А если бы ты, Петрик, к брату не отправился, мы бы и не узнали, что добрый наш князь Петер жив. Не корите себя понапрасну… Лучше я покажу вам фокус!
И всё время до следующей остановки Катерина и Петрик не глазели в окна, а только смотрели, как Ромус красиво тасует карты или как в его гибких ладонях появляется и исчезает пёстрый шарик из веницейского стекла.
Когда повозки остановились и Марьяна сошла с козел, Катерина увидела, как снег отступает при каждом её шаге. Богатырше приглянулась рощица с редкими деревьями, она прошлась там по кругу, растопив местечко для привала, присела в середине, что-то сделала на земле, а когда вернулась обратно к дилижансу, на стоянке уже горел костёр.
Выходит, снег к Московии не подступил только потому, что княгиня Марьяна всё время была в крепости. Уехав, она оставила целый город на волю непредсказуемой северной погоды, — и это ради того, чтобы помочь Петеру!
Воины Марьяны выстегнули лошадей из упряжек и подпустили к теплу, сгрузили печку и припасы, споро приготовили обед, а затем вся компания расселась вокруг костра с мисками, полными супа.
— Надо будет пройти в обход городов, — сказала между делом богатырша. — Не стоит нам никому показываться.
— Почему? — спросил Ромус. — Вдруг понадобится еда или тёплый ночлег?
— Припасов у нас с лихвой. К тому ж, сейчас все поймут, откуда исходит холод, и ополчатся на князя Петера, даже если он не виноват. И на нас тоже, мы ведь выручить его задумали. Ну а нам лишние помехи ни к чему.
После привала процессия отправилась дальше. На этот раз обоими дилижансами правили витязи, Марьяна села во вторую повозку, а рыцарь присоединился к охотнице, её брату и фокуснику. Чем дальше они ехали, тем мрачнее казалась им вдруг наступившая зима. То ли день обращался вечером, то ли из-за густой седой ваты он потемнел, но от зябкого сумрака становилось жутко. Пёс Дубок ёжился, прижимаясь к Петрику, а тот крепко стиснул в объятиях сестру.
Спустя час дороги наткнулись они на обломки какого-то корабля. Приглядевшись, Катерина поняла, что это дирижабль «Эборак»! На ходу выскочив из повозки, она закричала возницам, чтобы те остановились.
На снежном поле лежал огромный цеппелин, завалившийся на бок, словно неповоротливый кит на песчаном берегу. Его оболочка больше не была надута: сквозь шелковистую материю просматривались рёбра металлического каркаса. Вокруг не было ни души, тут и там валялись части гондолы и пассажирского салона. Увязнув в снегу по колено, Катерина шла вдоль дирижабля и звала капитана Нютона. По пятам бежали Петрик и пёс Дубок.
Когда они приблизились к гондоле, из-под сугроба донёсся слабый голос. Дубок принюхался, потом начал копать, и вот из-под снега показался капитан дирижабля. Он был без форменной кепки, в замёрзших руках ещё сжимал штурвал, совсем бледный, но живой. Увидев знакомые лица, он воспрял духом.
Богатырша усадила его в один из дилижансов и отправила с витязями назад, в Московию, распорядившись, чтобы за «Эбораком» вернулись и доставили в городской эллинг, заодно приговорив: «Не дайте нашему капитану замёрзнуть». Вскочив на козлы оставшейся повозки, она приказала Катерине садиться, а затем безжалостно хлестнула лошадей и те, заржав, понеслись вперёд, сквозь мороз и снега.
Приуныла охотница, а Ромус снова подбодрил: «Если б не ты, замёрз бы капитан Нютон. Ну а мы и без витязей с князем Петером сладим».
Ехали они ещё несколько часов, пока совсем не заблудились в снегах, и решили держать путь через Новаград, из которого была прямая дорога до Петрополя. Город утопал в сугробах, на улицах не видно было детей. Княгиня остановила дилижанс у лавки с игрушками. Катерина, Петрик и пёс Дубок спрятались с глаз долой.
— Эй, дядька Новослав, открывай! Марьяна к тебе приехала!
Ставни двинулись, из окошка высунулся князь Новаграда, закутанный в одеяла.
— Княгиня Марьянушка, голубушка, погляди, что сделалось! — заплакал Новослав. — Купцы от нас все разъехались, холодов боятся. Погибаем!
— Не тужи, я еду с холодом побороться. Вот мои помощники.
Фокусник и рыцарь помахали князю из окошка повозки.
— Маловата стала твоя дружина. А куда едешь, голубушка?
— Если скажу, не доеду.
Дверь лавки открылась, из-за неё выскочил бульдог Гринвич и побежал к дилижансу. Прыгнув внутрь, он шумно обнюхал Катерину и Петрика, поиграл с Дубком. Из-за двери показался мистер Темсон, тихонько свистнул, и Гринвич послушно вернулся к хозяину. Дядюшка Новослав поглядел на это и молвил:
— Вот, приютил мистера Темсона. Говорит, бежал от холода, а откуда бежал, тоже не говорит.
Княгиня в благодарность кивнула мистеру Темсону, и тот почтительно поклонился в ответ.
— Секрет есть секрет, Новослав, сам знаешь.
Тот отмахнулся.
— Знаю я, знаю. И шут с ними, с вашими секретами, только тепло в наши края верни, голубушка, ничего больше не попрошу у тебя.
Богатырша весело усмехнулась.
— Как же, как же!
— А вот так! Не попрошу! А лучше помогу — дам тебе самых лучших своих рысаков и быстрые сани! Эй, Бено!
В дверях лавки появился Бернард, споро открыл конюшню и впряг лошадей в сани. Катерину, её пса и Петрика спрятали под покрывалами, чтобы их никто не заметил. Богатырша снова села на козлы, напоследок махнув Новославу, припустила лошадей, и сани, взвивая за собой снежный вихрь, промчались по улицам Новаграда. Когда они выскочили за пределы города на белоснежный простор, Катерина и Петрик вылезли из-под покрывала, а пёс Дубок, свернувшись калачиком, остался греться в тепле.
— Бернард всё служит у Новослава? — задумчиво спросил Парис.
— Он сказал, что в большом долгу перед ним, — ответил Петрик.
— Да уж, — Ромус даже цыкнул языком. — Старина Бено вступился за медведя, который задрал новаградского мальчишку. Не дал зверя усыпить и обещал его надрессировать на пользу Новославу, а тот и рад сделке…
— Так уж живут новаградцы — сделками и торговлей, — обернувшись, сказала поляница. — Только свой долг Бено уже сполна отплатил трудом. На обратном пути заберу его с собой.
Охотница, желая отвлечься от тревог, спросила у фокусника и рыцаря:
— А как вы оказались в наших краях? Говор у вас обоих заморский, необычный.
Ромус замешкался, но в беседу, опомнившись от своих мыслей, вступил рыцарь.
— Как и ты, охотница, на поляницких смотринах преуспели.
— А откуда пришли?
— Из далёких городов на западе — Паризиума и Романуса.
— Ого! Вот это да! — одновременно воскликнул Петрик. Ромус махнул рукой, приговорив: «Э, да ну, скукотища».
— Вот и не скукотища! — возразила охотница. — Я была и там, и там. Это большие, красивые города, ничуть не хуже Петрополя и Московии. Но неужто вы так издалека приехали только ради смотрин?
Рыцарь и фокусник переглянулись. Ромус сказал: «Вот ты и рассказывай», а Парис на это грустно улыбнулся.
— В Паризиуме правит герцогиня Полночь, моя старшая сестра. Я был её рыцарем и защитником с самого детства. Как-то раз мой отряд и я оказались в лесах к востоку от города, там, где живёт Болотная дева. Многие годы наш род пытался примириться с ней, но она крала детей и топила взрослых паризиев… Погубила она и мой отряд. А меня отпустила, но сказала, что я забуду дорогу домой. Так я и не вернулся к сестре.
Катерина сказала, что видела герцогиню Полночь и знает, что та ещё не отчаялась найти своего брата. Рыцарь просветлел лицом, и даже латы его будто бы заблестели сильней. Он продолжал рассказ.
— Когда же я вышел хоть на какую-то дорогу, мне встретился бродячий цирк, а вместе с ним и наш приятель фокусник. — Тут Ромус натянул на уши свой алый берет и зажмурился. — Он оказался сбежавшим из Романуса наследником трона. Мы решили путешествовать дальше вместе и направились на восток. В Менске мы узнали, что все неприкаянные находят новый дом в Московии.
Катерина сказала, что в Романусе правит Санктус, младший кузен Ромуса, и вроде сносно справляется со своим бременем. Ромус так обрадовался, что прямо в санях встал на голову и пожонглировал разноцветными мячиками.
— Но если вы всё это время жили в Московии, то откуда знаете князя Петера? — морща лоб, спросил Петрик.
— Мы все были знакомы ещё детьми, — ответил Ромус, — да и потом наведывались друг к другу в гости, пока я не ушёл из своего города, а Парис не потерял дорогу домой…
— А князь Петер не заморозил Петрополь, — громко добавила богатырша, остановив сани.
Петрик, пребывавший одновременно в ужасе и восхищении, уставился на Катерину.
— До чего ж велик наш брат, сестрица! Судьбы чужие вершит!
Княгиня Марьяна весело хохотнула.
— Он велик, чего уж там, да судьбу Московии вершить я ему не позволю. В мире отчего-то нарушилась гармония, вот отсюда все наши беды. Замороженный Петрополь, побег Ромуса, потерявший дорогу Парис — это только три ненастья из целой череды. Кто знает, если починим гармонию в одном месте, вдруг и в другие она вернётся.
Ромус поглядел по сторонам.
— А отчего мы остановились, княгиня?
— Дальше снега густые, толстый лёд да лютый холод. Отпустим лошадей, они и без того устали. Отсюда пойдём своим ходом. Уже мы близко.
Пёс Дубок, прыгнув в снег, мигом в нём утонул, и богатырша взяла его на руки. Петрику сугроб был по пояс, так что его себе на плечи посадила Катерина. А Ромус холода страсть как боялся, так что его на закорки поднял Парис. Так и отправились они сквозь снег и мглу к Петрополю. Холод был беспощадный, да богатырша поступью своей растапливала и снег, и лёд, не подпуская к путникам мороз. Сумрак сгущался, да рыцарь дважды ударил себя в грудь, и месяц на его доспехах засиял, оттеснив тьму. То и дело утопали они по пояс в талой воде, но всё шли и шли вперёд. За сугробами теперь показались очертания зданий — сначала низенькие, потом всё выше, и вот уже они брели по одной из прямых улиц Петрополя.
Город был занесён снегом, вдоль зданий вилась позёмка, не горело ни одного фонаря, ни одного окна. Чем ближе они подходили к Зимнему дворцу, тем колючее становился мороз, тем сильнее дул ветер. Холод и тьма сжимали кольцо своих страшных объятий, так что даже бравая богатырша нет-нет да и подрагивала порой от холода, отгоняя его от своих друзей.
Наконец очутились они на Ледяной площади. Дворец тускло освещало зависшее над ним северное сияние, в окнах мерцали бледные причудливые огоньки — зелёные и голубые. Путники подошли к накрепко замороженным воротам, богатырша растопила их, чтобы открыть. Прежде чем войти, рыцарь склонился к охотнице и тихо сказал: «Что бы ни случилось, будь храброй».

Дворец был тих и пуст, только ветер гулял в обледеневших залах, и холод, исходя из самих стен, окутывал непрошенных гостей. Дыхание повисало облачками пара над их головами и осыпалось на плечи мелкими, едва ощутимыми крупинками снега. Лёд, таявший под ногами богатырши, тут же затягивался свежим инеем. Она дрожала, но одну руку держала на рукояти меча, другой сжимала копьё, да и остальным наказала быть начеку.
Мягкий свет, разливавшийся от рыцаря и отражавшийся в его доспехах, причудливо перебирал грани окружавшего их льда. Его рука в перчатке лежала на эфесе шпаги, он оглядывал стены с потаённой грустью, будто вспоминая, как залы были полны света, шума и жизни.
Ромус кутался в тулуп, пряча нос в воротнике, и поглубже натягивал берет. От оружия он отказался, но каждый миг готов был сотворить самое сложное из известных ему заклинаний, и оттого не держал в карманах дрожавшие на холоде руки.
Охотница отдала лук Петрику, а сама вооружилась Нетающим клинком, который сейчас превратился для неё в лёгкий и мощный меч, подобный богатырскому. Катерине тоже было зябко, но не от окружавшего их мороза, а от усиливающегося страха за старшего брата. Пёс Дубок следовал за ней по пятам, то и дело поджимая лапы, но не жаловался и не скулил.
Они в тишине миновали тронную залу, где остался потухший факел, когда-то одиноко обогревавший Петрика. Под сводами по-прежнему парили светящиеся ледяные кристаллы, которые виднелись в окнах дворца.
Через анфиладу залов и узкие коридоры они добрались до северных покоев Ледяного князя. Остановившись перед закрытыми дверьми, путники переглянулись: никто из них не ведал, что ждёт за порогом. Мощные дубовые двери смёрзлись, богатырша растопила их своим прикосновением и распахнула настежь. В лица бросился леденящий ветер и ослепительный свет.
Всё было так, как запомнила Катерина: оскалившая зубы Нева в толще льда, Лексей, вцепившийся в Лану, Лана, которая протянула руку к отважному Константину, а тот всё так же стоял между кузенами и речной ведьмой. Тут же был и Ледяной князь: из окна он наблюдал замёрзшую реку и ею разбитую набережную.
Завидев старшего брата, Катерина бросилась было к нему, но княгиня Марьяна молодецким хлопком по плечу пригвоздила её к месту.
— Не спеши, охотница. Мы и во дворец, и в покои зашли без приглашения. Вдруг нам не рады…
— Он ведь мой брат! — возразила Катерина. В это мгновение непослушный Петрик вырвался от фокусника и подбежал к Ледяному князю.
— Петер! Петер! Это я, Петрик! Твой младшой братец!
Ледяной князь не шевельнулся, не издал ни звука. Ромус, содрогаясь от холода, оттащил Петрика назад.
— Н-нам б-бы п-по-потороп-питься, — заметил фокусник.
Богатырша наставила оружие туда, где стоял Ледяной князь. То же самое сделали рыцарь, охотница и её брат.
— Делай, что должно, — сказала Марьяна. Ромус начертил в воздухе знак, затем трясущимися руками наискось рассёк его. И тут случилось невиданное: из застывшей волны потянулся к окну чёрный дымок, а Ледяной князь обратился серебристым. Вот выросла посреди покоев тёмная фигура Невы, и Катерина изготовилась пронзить её Нетающим клинком!
Да только не была речная ведьма так уж похожа на злодейку. Она растерянно оглядывала комнату чёрными глазами, выдыхая густые облачка пара, в страхе бросилась к Константину, но не смогла дозваться ни его, ни Ланы с Лексеем, затем воззрилась на охотницу и её спутников.
— Помогите им! — молвила она глубоким голосом. — Ах, что же я наделала…
— Ты поплатишься, ведьма! — крикнул Петрик, направив на Неву лук, но рыцарь не дал ему выстрелить.
— А что вы сделали? — спросил он.
— Хотела вернуть то, что обронил князь Петер, — золотой сапфир, камень, который так ценился в его семье. Но стоило мне поднять сапфир со дна, как я перестала подчиняться собственной воле. В этом волшебном камне спрятана могущественная сила, но того, в чьих руках золотой сапфир окажется, она покоряет себе и сводит с ума!
Катерина заозиралась: Ледяного князя не было нигде видно, только серебристая дымка неприкаянно витала над головами. Богатырша тоже это заметила, и вот все взоры были обращены вверх.
Вдруг облачко дёрнулось, заострилось, стремительно ударилось о пол и тут же обратилось Ледяным князем. Лицо его было равнодушно и страшно, кожа стала бледно-голубой, а волосы белыми, словно свежий снег. Он махнул рукой, и Неву пригвоздило к стене ледяными стрелами. Одним взглядом он расколол на мелкие кусочки волну, так долго угрожавшую Петрополю, и на блестящий холодный пол упал тот самый сапфир, про который говорила Нева. Одна его половина была глубокого синего цвета, другая — предрассветно-золотого. В золотой половинке виднелась трещина.
Ледяной князь и богатырша Марьяна одновременно посмотрели на камень. Она лишь успела воскликнуть: «Нет!», как только он протянул руку, и сапфир сам влетел в его ладонь. Глаза князя хладно сверкнули, он поглядел на камень и улыбнулся — но не счастливо, а надломленно, печально.
— Петер! — крикнула охотница, попытавшись приблизиться, но её снова удержали. Ледяной князь не откликнулся, взор его был прикован к камню. Возле него завозился ветерок, поднявший с пола вуаль снега и ледяной пыли, скоро он превратился в вихрь.
Ромус быстро чиркнул в воздухе заклинание, вспыхнул символ, вокруг фокусника и его друзей возник защитный купол.
Ледяной князь, казалось, только-только заметил в покоях посторонних. Медленной поступью он двинулся на охотницу и её спутников, и волшебный купол не стал для него преградой. Как и Неву, он отшвырнул Ромуса к стене и заточил того в кусок льда.
Поляница загородила собой Катерину, Петрика и пса Дубка, а вперёд вышел Парис. Полумесяц на его доспехах по-прежнему ярко сиял, и Ледяной князь остановился, словно зачарованный этим светом.
— Петер, я знаю, ты слышишь меня. Вспомни, зачем ты стал Ледяным князем. Вспомни, как защитил Петрополь ценой своей жизни. Вспомни брата и сестру. Вспомни нас, своих друзей…
Князь высоко поднял кулак с сапфиром, и в ту же секунду доспехи рыцаря померкли, а вокруг князя зажглись десятки тусклых, сине-зелёных огоньков. Парис упал на одно колено, но через силу, упрямо поднялся. И его князь отбросил в сторону, придавив сверху ледяной плитой.
Княгиня Марьяна кипела от гнева, лёд вокруг неё стремительно таял. Ледяной князь снова наступал, жар богатырши был ему нипочём. Тогда Катерина наконец выскочила вперёд и наставила на него Нетающий клинок.
— Давайте врассыпную! — крикнула поляница, и, толкнув Петрика с Дубком вправо, сама бросилась влево. Князь медленно огляделся, дёрнул головой, и Петрик с псом в ту же секунду обратились ледяными статуями. Не теряя времени, Марьяна бросилась на Ледяного князя — лязгнули её доспехи, полыхнул огнём меч, заскрежетал под ногами блестящий лёд. Князь повалился назад, богатырша придавила его коленом и, схватив за руку, в которой тот держал сапфир, до хруста стиснула, лишь бы он разжал кулак.
Охотница смотрела на эту схватку с ужасом: Петер теперь был весь изо льда, а Марьяна вот-вот растопит его. Катерина попыталась оттащить поляницу, но как бы не так, хоть та боролась уже из последних сил. Ледяной князь, чувствуя слабину, начал выворачивать руку и подниматься с пола.
— Скорей, охотница, разбей его сердце! — крикнула богатырша. — Вон оно, под ледяной бронёй!
Но Катерина медлила. Даже если Петер замёрз и превратился в саму стужу, она будет любить его и таким. Она вспомнила слова Париса о призвании и готова была помочь брату нести бремя, жить в его Зимнем дворце, даже позволить сапфиру отравлять себя, а не его… Но ещё вспомнила о том, что нужно быть храброй, что бы ни случилось. Разве осталось в мертвенно-бледном Ледяном князе что-то от её брата? Разве такой жизни она желала самому близкому своему человеку?
«Будь храброй, Катерина», — повторила она самой себе и вонзила Нетающий клинок в замёрзшее сердце Петера.
Ледяной князь дёрнулся, попытался дотянуться до охотницы, но так и застыл, распахнув чужие-чужие глаза, затянутые белёсой поволокой. Сапфир выпал из его ладони, сверкнул гранью и поблёк.
По щекам Катерины побежали тихие слёзы, но потом горечь взяла своё, и она разрыдалась, упав на колени рядом с телом князя. Она плакала и плакала, и никто в целом мире не мог унять её горе, утешить плач сестры по любимому брату. Узники князя уже освободились от ледяных оков и приходили в себя. Петрик тоже заплакал, и охотница крепко-крепко обняла его и пса Дубка, а рядом, скорбно склонив непокрытые головы, сели богатырша, рыцарь и фокусник.
Вдруг послышались шаги. К ним приблизилась, прихрамывая, речная ведьма.
— Ещё не всё потеряно. Я чувствую: он жив, но с каждой минутой ускользает глубже в мир теней.
— Говори же, что делать? — взволнованно спросила богатырша, и остальные, вытирая слёзы, с надеждой взглянули на Неву.
— Волшебной силой обладает только действующий правитель или прямой наследник престола. Следующим князем после Петера должен был стать Константин. — Охотница посмотрела на другого своего брата и тихонько всхлипнула. Его она, выходит, тоже потеряла. — А после Константина наследница — Катерина.
— Мои братья всю жизнь учились волшебству, а я ничего не умею…
— Волшебная сила услышит тебя, — возразила княгиня Марьяна, — а мы направим.
Она встала на колено за спиной Катерины и положила руку на левое плечо, то же самое сделала Нева, её невесомая ладонь оказалась на правом плече. Позади Марьяны встал Ромус, а за Невой — Парис: оба положили ладони женщинам на плечи.
— Да поможет нам Древнейшая! — сказали они нестройным хором.
Ладони на плечах Катерины стали тяжелыми и тёплыми, и она почувствовала, как что-то внутри неё откликнулось на это таким же окрыляющим теплом. Она ощущала горячее волшебство богатырши и мистическое колдовство ведьмы, обманчиво игривую магию фокусника и истинную тёмную природу рыцарских чар. Оттеснив прочие переживания, сила Катерины явила ей себя, и теперь она точно знала, как вернуть братьев.
Она вынула из груди князя Нетающий клинок, приложила к ране ладонь и ждала, пока от её прикосновения тело Петера таяло, снова становясь живым. Простёртая рука его медленно опустилась, он закрыл глаза, и теперь казалось, что он спит самым мирным сном.
«Петер! Петер!» — звали его разные голоса, а когда князь наконец-то очнулся, Петрик и Катерина бросились к брату, и тот заключил их в самые крепкие объятия.
Они расспросили Петера, как случилось Оледенение. И он рассказал, что заметил в сокровищнице надтреснутый фамильный камень, желая разглядеть трещину ближе, взял его в руки. Но испугавшись страшной силы сапфира, князь решил спрятать его там, где никто не найдёт, — на дне реки. Однако злосчастный камень попал к Неве, только вот Петер понял это слишком поздно. Мистеру Темсону он поручил спасти гостей, а сам встал на защиту Петрополя.
Поведав свою историю, князь Петер растопил лёд вокруг кузена с кузиной — те оказались целы и невредимы, только очень замёрзли. Но теперь, когда тёмная сила сапфира потухла, волшебство богатырши вновь возросло, и Лану с Лексеем быстро обогрели. Константин, освободившись ото льда, оказался на последнем издыхании. Его, как и Петера, оживила и вылечила Катерина.
После князь разморозил и Зимний дворец, и Ледяную площадь, Ромус помог ему отстроить набережную и разбитую стену дворца. Город стал пробуждаться от затянувшейся зимы, а Нева отошла назад, в своё русло. Над горизонтом забрезжил рыжий рассвет, солнце наконец вырвалось из плена ледяной ночи, и под его лучами Петрополь заблестел словно шкатулка самоцветов.
— Благодарю вас, друзья, что не бросили в беде. И тебя благодарю, сестра, — молвил князь Петер. — Но настала пора нам проститься.
— Братец! Что ты такое говоришь?! — возмущённо воскликнул Петрик. — Мы едва приехали, а уже ты нас выпроваживаешь!
— Вы спасли меня от самой страшной участи — от вечного служения сапфиру. Со всем остальным отныне я справлюсь сам, один, и никем больше рисковать не стану…
— Никогда я больше не оставлю тебя одного! — твёрдо заявила Катерина. — Мы с тобой, брат, починим-полечим золотой сапфир, чтобы он никому не причинил больше вреда, восстановим город да позовём петропольцев домой.
— И я тебя не брошу, Петер, — сказала Лана. — Петрополю ещё предстоит наладить прежние пути с остальными землями.
— И я задержусь, — добавил Лексей. — Вернувшимся в город петропольцам понадобится продовольствие, ну а в Рамбове полно запасов.
Немногословный Константин встал плечом к плечу со старшим братом и молча ему кивнул. Петропольцы упрямы, точно их князь, и спорить с ними неразумно. Тогда Петер обратился к московитам.
— Перед вами я в неоплатном долгу во веки веков. Ради меня вы забрались так далеко от дома, и я никогда не забуду вашу доброту. Но я навек останусь Ледяным князем. Теперь в моём краю никогда не будет настоящего лета и тепла. Вам лучше оставить город.
Перед Петером возникла богатырша, её янтарные глаза пылали, а золотая коса сияла на солнце. Она пригрозила ему пальцем, на котором было надето сразу два перстня, и невесомый ледяной плащ, тянувшийся за плечами князя, при этом дрогнул.
— Нет уж! Однажды вот так же попросил ты меня уйти, напугав зимою и холодом, и я послушалась, ушла, и горевала о том днями и ночами. Больше меня не прогонишь. Хоть ледяной князь, хоть огненный, хоть какой другой — ты мой. А я — твоё лето и тепло в твоём краю.
Никто ещё не слыхал более красивого признания в любви.
— Но Московия… — пытался возразить Петер.
— Воевода Микайло позаботится о великой Московии. А раз она тебе столь же мила, как Петрополь, будем наведываться в гости. И моих заморских неприкаянных принцев ты не прогонишь, — добавила она, кивнув на Париса и Ромуса. — Им ещё пригодится твоя помощь!
И пока Петер не успел запротестовать, Марьяна поцеловала его в обе щёки, и к ним прилил бледный румянец, а потом в уста, и сердце Ледяного князя вовсе оттаяло.
В Петрополе установилась мягкая зима, вернулись жители, и вместе с ними — мистер Темсон и Бернард с его медведем. До Новаграда и Московии наладили дирижабль капитана Нютона, и теперь в город приезжали гости, а Зимний дворец снова распускался золотым цветком посреди синего бархата ночи.