С договором о погоде было покончено: Июнь подписал составленный Петром документ, в котором количественно описали погоду в Санкт-Петербурге и Ленинградской области на первый месяц лета. Пётр боялся смазать свежие чернила, коими в самом низу бумаги было написано: «И. Юнин», а потому документ положил поверх папки. Июнь по локоть закопался в рюкзачке, до сей поры покоившийся у ножки стула. Он поставил на стол кораблик с алыми парусами.
— Это вам, Пётр Петрович, — не без гордости сообщил он, а розы, которые цвели в его золотых кудрях, обратили на адресата свои нежные бутоны.
Пётр как будто был не рад подарку — скривил лицо, продолжительно вздохнул, уронил голову на стол, что-то пробормотал, а потом, страдальчески взглянув на воплощение молодого лета, подошёл к одному из шкафов-гигантов, что стражами высились по обе стороны стола, открыл дверцу и продемонстрировал целую флотилию разномастных кораблей, яхт и шлюпов, каждый из которых носил крохотные паруса из алой материи.
— Ваня, ну зачем вы?.. Каждый год, когда мы отмечаем этот праздник, вы дарите мне кораблик.
Ваня раскрыл рот, в волосах с негромким «хлоп» распустилась алая розочка, и ей в цвет покраснели его щёки. Он то ли был сентиментально растроган тем, как Пётр Петрович бережно хранил его однообразные подарки, то ли в очередной раз по рассеянности забыл, что «Алые паруса» из гостинцев уже давно пора бы вычеркнуть.
— Ой… Простите, Пётр Петрович, — выдавил он, и от смущения его голову украсили два новых цветка. — Хотел поздравить вас с наступающим днём рождения. — Он помялся, зажмурился и вжал голову в плечи. — И с праздником выпускников. Простите, я забыл.
Пётр покачал головой, но смотрел без укора, как добрый преподаватель на совестливого студента.
— Не принимайте близко к сердцу. Пустяки, — отмахнулся он. — Я лишь беспокоюсь, что каждый год вы тратите силы на один и тот же подарок.
Ваня виновато посмотрел на кораблик на столе, сглотнул и сгрёб в рюкзак наушники с плеером. Он встал со стула и нерешительно двинулся к выходу.
— Простите, я постараюсь больше не… Я пойду. Мне пора, меня ждут…
Но Пётр не готов был его так быстро отпускать.
— Иван, извините, пожалуйста, но мне больше некуда их ставить, — сказал он осторожно и настойчиво, взглядом метнувшись к алому парусу на столе. Ваня вцепился в рюкзак, будто немедленно хотел в нём спрятаться. Пётр Петрович у двенадцати месяцев пользовался репутацией крайне деликатного и вежливого, но невероятно упрямого города, с которым спорить порой было просто невозможно, и если холодные месяцы кое-как справлялись, то Июню приходилось едва ли не тяжелее всех. Отчего-то в такие моменты он начисто забывал, что является среди летних месяцев кем-то вроде начальника, и трусил перед совершенно безобидным для времён года созданием. И именно на июнь приходился пик волшебных белых ночей, которые Петра Петровича меняли до неузнаваемости, придавая ему сил, энергии — и упрямства. К несчастью для Вани, уже в конце мая белые ночи подавали первые признаки своего существования в природе.
— Ну… — Июнь замялся, решаясь на последний аргумент. — Это на удачу. Чтобы праздник хорошо прошёл.
— Не-а, — ласково улыбнулся Пётр. — Большое спасибо, господин Юнин, за погоду. Я благодарю вас и за подарок, но просто не могу его принять. Боюсь, в вашей забывчивости есть и моя вина, — с сожалением заметил он. Ваня потоптался на месте, протянул руку к кораблику и, колеблясь, всё же спрятал его в рюкзак. Вместо прощания он кивнул и, покинув кабинет, проследовал по прямому коридору до двери.
За ним из тёмного угла шмыгнул веснушчатый, похожий на Петра, парнишка.

Ваня доплёлся до Летнего сада и ушёл бродить по аллеям. Ходил неприкаянно и бесцельно, невидимый для обычных людей, и не замечал, как за ним следит бдительный Петька, младший брат Петра, обитавший в Петергофе. Брат так всё устроил, что Петьке никогда не приходилось беспокоиться о погоде и подписывать с двенадцатью месяцами договоры, но это также означало, что с ними он никогда не встречался, за исключением пары-тройки чрезвычайно редких случаев. А поскольку лето Петька любил больше всего на свете, к Июню заочно питал нечто вроде симпатии, на месте которого точно бы обиделся за отказ от подарка, сделанного своими руками.
Тем временем, Иван, в последний раз оглядевшись вокруг и ничего странного не заметив, нырнул в изгородь и исчез в солнечном блике, скользнувшем по листве. Петька бросился туда, боясь потерять его из виду, но ни у изгороди, ни за ней никого не было — лишь деревья. Да и пройти там было негде, разве что кошка бы просочилась через образованные рейками квадраты. И тут до Петьки дошло, что Июнь, наверное, живёт не по соседству и не на другом берегу Невы, а в тёплом краю вечного лета. Стало быть, в изгороди спрятана дверь туда! Чем бы это «туда» ни было.
Петька одёрнул футболку с изображением пышки и надписью: «Пышечный клуб», для пущей решительности шмыгнул носом, шагнул прямо в изгородь, и его ослепило солнце.
Он оказался на небольшой поляне, окружённой покачивающимися редкими деревьями, а впереди, на небольшом возвышении стоял огромный дом. В бирюзовом небе висело три солнца, но казалось, что сияние и тепло исходят именно от дома. На веранде третьего этажа стояли шезлонги, зонты и столик с напитками, из распахнутых окон лилась ненавязчивая современная музыка. В небольшом садике у дома на пышных деревцах спели желтобокие груши и красные яблоки, рядом на извилистых ветках созрел виноград, а внизу виднелись полосатые спинки арбузов и жёлтые дыни, чей аромат можно было уловить издалека.
Петьке на веснушчатый нос уселась бабочка — и тут же упорхнула, стоило ему шевельнуться. Он часто заморгал, не спеша избавиться от мысли, что видит дом мечты и уже хочет остаться здесь навсегда. Вприпрыжку он направился к крыльцу, хотел постучать, но дверь, не будучи плотно закрытой, поддалась порыву ветерка и распахнулась сама собой.
Сквозняк и полосы солнечного света пронизывали пространство во всех направлениях, музыку заглушали перекрытия этажей. Откуда-то слышался разговор, и Петька пошёл на звук голосов. Они раздавались из гостиной, в которой белые невесомые тюли, обрамлявшие окно, трепетали подобно парусам. Петька, едва не шагнув в комнату, быстро ушёл из проёма и зоны видимости, прижался спиной к прохладной стене и обратился в слух. Один из собеседников точно был Июнем, а второй Петьке был пока не знаком: он говорил с забавным акцентом, который, впрочем, не портил, а наоборот, придавал его речи особый шарм.
— ...Вано, я нэ панимаю. Зачэм ты принёс кораблик?
— Пётр Петрович не захотел брать, — сокрушался Ваня.
— Щто значит, не захотэл?
— Сказал, что в шкафу место кончилось.
— Как? Какое эщё мэсто?! Ты оббяснил, зачэм он нужэн?
Ваня промолчал. Петька представил, как он виновато качает головой.
— Пачэму?
— Он мне не поверит, Цезарь. Ещё глянет так исподлобья, будто раз! — Ваня щёлкнул пальцами, — и испарит меня на месте.
— Плохо дэло, Вано. Нэ приплывут к нэму эти иво паруса, он нас всэх из-под зэмли достанэт.
— Знаю. Но что поделать?
— Надо кораблик отдать. Это ушш тэбэ рэшать, как лучче... Ну нэ нэрвничай так, на головэ мэста уж для цвэтов нэт. — Скрипнула половица, зашуршала ткань. Послышались шаги, и Петька сильнее вжался в стену: хоть бы не заметили! — Июль попроси, пускай пораншэ к нэму придёт. А мнэ пора с огородом возицца.
Из гостиной, прихрамывая, вышел невысокий, загорелый дяденька, на ходу надел соломенную, широкополую панаму и с большой корзиной подмышкой скрылся за углом коридора.
— Так и будете там стоять? — спросил Иван у кого-то ещё, о ком Петька не знал. Но последовавшая тишина подсказала, что никого другого и не имелось: Июнь обращался к нему. Прятаться было бессмысленно, и Петька появился в проёме.
Июнь в венце роз стоял у окна, развернувшись вполоборота, а на журнальном столике в солнечном островке пылал алый парус.
— Вы, кажется, брат Петра Петровича — и тоже Пётр Петрович, — улыбнулся Ваня. — Зачем вы пришли? Для вас здесь небезопасно.
Петька замялся.
— Пардон, — он попятился. Ваня замахал руками.
— Я не в том смысле! То есть, вы что-то хотели? Брат вас послал за мной?
— Нет, я сам. — Петька остановился, зашёл в гостиную и быстро огляделся. Обстановка ему понравилась, он приблизился к Ване и деловито глянул на столик. — Поведайте, будьте любезны, что за дело с корабликом?
Может быть, Июнь ничего ему, маленькому и незначительному, объяснять и не стал бы, если бы не семейное упрямство, которое присутствовало в Петьке в том же объёме, что и в старшем Петре Петровиче. Он не намерен был шутить и смотрел очень серьёзно и внимательно.
— Если этот кораблик не окажется у Петра Петровича, то на праздник выпускников алые паруса никто не увидит.
— Как это так?
— Не знаю, — Июнь покачал головой и сокрушённо вздохнул. — Но каждый раз, когда я не приносил кораблик, праздника не было.
— Отчего ж вы этого моему брату не поведали?
Июнь потупил взгляд.
— Растерялся. Меня и без того смущает идея погодного договора, сама по себе, а тут такое, ненаучное…
Петька ухмыльнулся, взял со столика кораблик и повертел его в руках.
— Что ж, с вашего позволения верну сей бриг на положенное ему место.
Ваня просветлел лицом, заулыбался, и розочки в его кудрях воспряли. Он расправил на кораблике парус и помахал ему рукой.
— Позволите в обмен на эту несущественную с моей стороны услугу выяснить у вас кое-что? — спросил Петька, и Ваня насторожился, хотя улыбка его не угасла. Он коротко кивнул. — Поведайте, что это за место?
Июнь задумчиво почесал затылок, сорвал одну розу с головы и повертел её в руках, а затем ответил кратко, но словно объясняя сразу всё:
— Лето.
— А почему для меня, вы говорите, здесь небезопасно?
Ответа на этот вопрос пришлось ждать дольше: Ваня как будто не очень хотел посвящать Петьку в какой-то секрет.
— Всё же здешние условия отличаются от вашей реальности.
— Сие здорово! Обожаю лето!
— И если вы пробудете здесь слишком долго, то станете частью нашего дома, — осторожно заметил Июнь.
— То есть, стану одним из вас? — у Петьки загорелись глаза.
— Подобное возможно, — Ваня почесал затылок. — Но назад вы уже не вернётесь.
— Там я всё равно бездельничаю, а вам пригожусь!
Июнь присел перед Петькой на корточки и положил тёплые ладони на плечи; от него пахло свежей травой, клубничной газировкой, чистыми простынями и новыми книгами. Подул ветерок, за окном запела птичка. Ваня говорил очень тихо.
— У каждого времени года по три месяца, и этот баланс нельзя нарушать. Либо время здесь состарит и убьет вас за пару того, что вы называете днями, либо кому-то из нас — мне, Июлю или Августу, — придётся уступить своё место вам. А мы ещё не скоро собираемся на покой.
Петька смотрел на него во все глаза, нервно сглотнул и часто закивал, прижав кораблик к груди.
— В таком случае рад буду воротиться домой.

Июнь проводил Петьку до границы поляны с рощицей и указал на куст, в который необходимо было нырнуть, чтобы снова оказаться в Петербурге. На футболку Петьки он приколол значок в виде улыбающегося солнышка и легонько подтолкнул его к цветущему кусту. Петька помахал рукой, покрепче взял кораблик и, зажмурившись, шагнул прямо на цветы, в которых возились шмели. Вспышка света охватила его мимолётным жаром, после чего он услышал голоса, шёпот листвы и шуршание садовых аллей. Петька не знал, сколько отсутствовал, но ему казалось, что в Летнем саду ничего не успело измениться: солнце висело на том же месте, и его свет то и дело достигал земли, когда ветер щекотал верхушки многолетних деревьев. Петька бодрым шагом направился к выходу из сада, затем пересёк Мойку и Фонтанку и направился к дому на набережной, где жил Пётр. Тот по-прежнему сидел в своём кабинете и не заметил отсутствия младшего брата. Петька взял на кухне поднос с кофейником и парой чашек и, не утруждая себя стуком в дверь, зашёл в кабинет. Пётр укладывал подписанный Июнем договор в папку.
Петька поставил перед ним поднос с кофе.
— Спасибо, Петька, очень ми… — начал брат, но не договорил: рядом с чашками на поднос был водружён кораблик с алыми парусами. Петька упёр руки в бока.
— Будешь лето обижать, так я сам им стану. Звать меня месяц Петрюнь, длюсь круглый год. И уж со мной ты о погоде, братец, не договоришься!
Без лишних слов Петька прошёл к шкафу, поглядел на полку с корабликами и, бережно накрыв ладонью крохотные мачты, одним прикосновением уменьшил фигурки, махом освободив треть полки.
— Всему имеется причина, братец. И если кто приносит тебе кораблики, значит, они для чего-то надобны... Получите-с.
Пётр Петрович смотрел на всё это в молчаливом удивлении, взял новый кораблик и поставил его на полку рядом с остальными, после чего прикрыл дверцу. Петька тут же сменил гнев на милость, показал язык и довольно ухмыльнулся.
— Не буду лето обижать, — улыбнулся Пётр, приобняв его за плечи. — А если хочешь, всё, что с летом связано, поручу тебе.
— Ой, не, не хочу, — беспечно отмахнулся Петька и потащил брата к столу. — Лучше пошли кофей пить. Я тебе такое расскажу! Я теперь знаю, где живёт лето!..