Вечер обещался великолепный, город был укрыт фиолетовыми шёлковыми облаками. Искрящийся Троицкий мост отражался в неторопливой речной глади, изредка нарушаемой проплывающими катерами.
Подул легчайший ветерок, доносивший до реки ароматы кофе и корицы. Из воды выросла фигура, и отражение огней застыло блёстками на её платье. Она повела плечами, подняла взор к небу, и глаза её словно впитали накрывавший город сумрак. По гранитным ступеням она величаво поднялась на набережную и таким же степенным шагом отправилась через дорогу. Машины сигналили, но замирали в нескольких метрах от неё, а она шествовала с легкой улыбкой на губах, выхватывая взглядом рубиновые и изумрудные огни светофоров. Этот город был её шкатулкой с драгоценностями.
Прохожие, заглядываясь на неё, не имели намерения пересекать её путь; она не снисходила до того, чтобы обращать на них внимание.
Она торжественно пересекла Марсово поле, задержавшись у вечного огня. Сунув в него руку, она недолго наблюдала за борьбой воды и пламени, которое, конечно, не имело никаких претензий на вечность — по сравнению с ней. И все же благосклонно позволила огню пылать. «Пока он может».
Пересекая Нижний Лебяжий и Инженерный мосты — а она помнила все их названия лучше того, кто их строил, — в очередной раз подивилась излишней человеческой изобретательности: «Мойка» и «Фонтанка» несли одни и те же воды, что и главная городская артерия — Нева.

За спиной Инженерный замок, а впереди, через Фонтанку — заветный дом, к которому ее всегда тянет не хуже, чем к Финскому заливу. (Кстати, как он там? Не виделись с прошлой осени). Она наклонилась над решёткой набережной, а затем чёрной блестящей каплей скользнула в воду.
И очутилась перед прямоугольным пустым проёмом, который кто-то с другой стороны называл зеркалом. О её присутствии узнали: на кухне слышались шаги, кто-то суетился. Но ей нельзя входить без приглашения — увы, не теперь. И если подумать, всё её существование ныне под контролем этого ужасающе спокойного, раздражающе терпеливого мальчика. Какие-то триста с лишком лет, мелочь, жизнь тепличного цветка — и столько могущества над ней, древней владычицей реки, строптивой и своенравной силой природы.
В проёме появился полупрозрачный гибкий силуэт, выросший из черного клубящегося дыма. Желтые глаза пожирали её с жадностью самого наглого на свете кота. Он протянул руку и мурлыкнул:
— Нева.
Она улыбнулась, опустив ресницы и на шаг приблизилась к нему. Он наполовину ввалился в проём зеркала.
— Здравствуй, Тень... — шепнула она с притворной покорностью.
— Я скучал по тебе... — он переступил порог и оказался по эту сторону зеркала. Как опрометчиво.
— Я тоже... — ответила она, поведя обнаженными плечами. Тень слишком легко вёлся на эти бесхитростные приёмы, глаза его цвета плавленого золота засияли во мраке, оставляя в воздухе ленты света.
— Может, не будем торопиться? Он занят, он не заметит...
Тень шагнул ближе, но Нева не отшатнулась.
— Не заметит... — вкрадчиво и чувственно отозвалась она эхом, поднимая взгляд. — Он ничего не заметит, он занят...
Тень улыбнулся неуверенно, пожалуй, даже с опаской, словно ожидал совсем не этой сговорчивости, но не спешил предпринимать следующие шаги. Нева положила белые ледяные ладони на его полупрозрачные плечи, очертила их; пальцы спустились к лацканам пиджака.
— Не будем торопиться, нет, — сказала она. — Это и не займет много времени, это будет быстро...
Её улыбка из кроткой, но опасной переросла в плотоядную и хищную. Она приподнялась на носках, крепко обхватила голову Тени и поцеловала в лоб. Световой янтарный след протянулся к её губам, когда она отстранилась. Яркие глаза Тени, расширившись от ужаса, тускнели, он схватился за горло, с неприятным булькающим звуком хватал воздух, но захлёбывался и стремительно таял. Она смотрела снисходительно, почти мягко, будто на нашкодившего племянника, пока от него не осталось одно только чёрное облако.

— Нева?
В проем заглянул он-настоящий, её, невский.
— Здравствуй, Пётр.
— Проходи же! У нас будет вечерний кофе с корицей.
Нева, переступив через чёрную невзрачную дымку, вышла из проёма в светло-серый коридор, успокаивающе домашний, привычный, наполненный живыми, приятными ароматами. Невский был в фартуке, волосы чуть взъерошены, в руке скляночка с приправой.
— Ух, ты сегодня... какая-то другая, — сообщил он, цепко оглядев её блестящий облик с головы до ног, но не стал вдаваться в подробности — шестое чувство не позволит ему. — Колье твоё просто загляденье. Не перестаю удивляться богатствам, которые покоятся на дне моей реки, — Невский уважительно кивнул, Нева с достоинством промолчала. На кухне зашипела турка, и он поспешил туда, спросив на ходу: — А что это за жёлтые камешки? Раньше таких не видел.
— Гелиодор. Редкие, жутко дорогие, — ответила Нева, тронув колье.
— «Дар солнца»? Очень поэтично, — отозвался Невский, наливая дымящийся, шоколадно-чернильный кофе в чашку.
— Да, это подарок, — с легким, едва различимым кокетством ответила Нева.
— От поклонника? — беззлобно поддел Невский, колдуя над чашками.
— Да, — просто ответила она и тихо, неслышно добавила: — Спасибо.