Я возвращался, когда было уже очень поздно — застрял на Васильевском острове, и мой путь лежал через Благовещенский мост. Мне хотелось в тепло, но не было денег на такси.
Я ещё размышлял о своей исключительной безалаберности, когда миновал Сенатскую площадь с одинокой статуей коня…
Что?! Я остановился как вкопанный и уставился на статую. Всадника не было — конь стоял в гордом одиночестве, подняв копыта. Не веря глазам, я приблизился, огибая его по кругу. И тут конь шевельнулся!
Я отпрянул, вспоминая поэму Пушкина и её главного героя, сошедшего с ума. «Может, и я?», — подумал я. Нет, конь стоял на задних ногах, как и всегда.
Однако движение мне не почудилось: у коня на спине кто-то устроился. Вместо вполне разумного вопрошания о судьбе всадника, я вдруг рассердился, что какой-то пьянчуга воспользовался отсутствием государя. Боясь нарушать тишину (а ещё немало опасаясь отсутствующего царя), я громко и яростно прошептал:
— Слезайте оттуда! Сейчас же!
Тело на коне подскочило, но удержалось в последний момент. Я увидел блеск чьих-то глаз в тени, но лица различить пока не мог.
— К чему орать? — устало спросил сонный, спокойный голос из полумрака.
— Да потому что это вандализм!
— Что? Где вандализм? — фигура встала в полный рост — это был вполне трезвый и приличный молодой мужчина с приятным лицом. Он взволнованно хмурился, разглядывая меня, а я ахнул от наглости.
— Вот! Тут вандализм! Вы встали ногами на памятник!
Мужчина смотрел на меня с минуту, потом покачал головой, потёр лоб и что-то пробормотал себе под нос. И уселся на коня верхом, хотя уместилось бы шестеро худощавых парней, подобных ему.
— Вы что делаете?
— Сторожу, — будничным тоном ответил он, водя пальцем по рельефу седла и гривы.
— Сторожите памятник?
— Коня сторожу.
Повисла пауза, он продолжал своё занятие, я пялился как дурак, открывая и закрывая рот.
— А Пётр где?
Мужчина вздрогнул, поднял на меня остекленевший взгляд. Потом что-то для него стало ясным, он прояснился в лице.
— Он отошёл, — любезно сообщил он тоном заправской секретарши. — Но обещал скоро быть. Ему что-нибудь передать?
— Передать? — я задумался всерьёз о том, что бы я хотел сказать Петру Великому. «Отличный город отгрохали, государь». «Я просто тащусь от вашей дачи в Петергофе». «Нам вас не хватает уже лет триста». Да ну, глупости какие-то. Я обречённо вздохнул.
— Зачем ему куда-то ходить?.. — грустно спросил я. Парень на коне тут же отрезал:
— По делам.
— Но он же памятник.
Воцарилась изумительная тишина, сопровождаемая его тяжёлым, пристальным взглядом. Я слышал, как на адмиралтейском шпиле шелестит флаг. Кажется, из этого многозначительного молчания я должен был что-то извлечь. Я, надо признать, извлёк и задал вопрос поприличнее.
— А зачем сторожить коня? Неужели ускачет от хозяина?
Парень повеселел тотчас же. Он хмыкнул и похлопал коня по медному боку; мне примерещилось глухое и далёкое лошадиное ржание.
— В том и дело, что поскачет следом. А там ситуация деликатная. Верхом нельзя.
Я понимающе кивнул — в магазин вот не пускают с собакой или на роликовых коньках. Но уточнять, в магазин ли вышел царь, я не стал.
— Поздний час, спать пора, — выдал конный сторож и, вытягивая руки в стороны, картинно зевнул, зыркнув на меня. Я спать вроде бы не хотел (подумать только, Медный всадник слез с коня!), но, как только подумал о том, чтобы запечатлеть сей исторический момент на телефон, меня вдруг одолела такая дремота, что я, зевнув, едва не уснул на месте, меня шатало.
— Вам лучше бы вызвать такси, — обеспокоено сообщил парень. Будто я сам этого не знал. Только вот денег у меня не было.
Я склонил голову и как был, стоя, решил на секунду сомкнуть глаза, просто чтобы отдохнуть. Я позже понял, что меня удерживают за плечи, вынуждая стоять ровно на подкашивающихся ногах. Я слышал ритмичные раскаты грома и подумал о том, что так могла бы звучать царская поступь. Только веки мне как склеило. Меня вели — и я шёл, меня посадили — и я сел.
— Приехали, — через секунду сообщил какой-то знакомый голос, и я с усилием вырвал себя из тенёт дремоты. Глянув в окно, я понял, что меня привезли по моему адресу. Я хрипло сказал: «спасибосколькосменя», а таксист ответил, что мы уже в расчёте. Я выбрался, побрёл к дому, а у парадной вдруг обернулся, чувствуя на себе чужой взгляд. Всего секунду с места водителя на меня с отеческой улыбкой смотрел тот сторож-вандал, а потом его лицо спряталось в тени салона, машина развернулась и уехала.
Я глядел вслед долго, но так и не догадался запомнить хотя бы номер. Впрочем, переживал я об этом лишь пару минут: стоило мне увидеть кровать, как я, не раздеваясь, упал на неё, чтобы не просыпаться до утра.