Для поездки на царский курорт я выбрал солнечный день: посещать дворцовый парк хорошо в ясную погоду, когда на солнце блестят золото статуй и струи фонтанов, а ветерок с залива приятно шевелит деревья вдоль аллей. Несмотря на мою любовь к катерам и всяким плавательным средствам, я уступил экономной электричке. Людей было немного, и каждый занимал отдельное большое сидение; я положил рюкзак рядом с собой, с удовольствием вытянул ноги и уткнулся в книгу. Изредка я поднимал голову, чтобы посмотреть в окно, узнать время или поглазеть на других пассажиров: бабушка в панаме и с большой сумкой обмахивалась веером; три девушки-туристки крутили головами, глядя в окна, и тихонько переговаривались; дядька в деловом костюме, клевавший носом и старательно сжимавший во внушительном кулаке телефон; мама с очень подвижным сыном, коему не сиделось на месте, и он все лез к противоположному окну, у которого разместился длинный парень с книгой, как и я... Он мне показался смутно знакомым, я уставился на него, пытаясь вспомнить, где его видел. Может, на пляже в крепости? Нет, этот явно не жаловал солнце и загар. А, в трамвае! Нет, тот был пониже и совсем щуплый. У зоопарка? В книжном магазине? Ощущение, что я его знаю, накатывало все сильнее, и тут я подумал, что мог видеть его в другой электричке... Нет, кажется, мы все же сталкивались в книжном; но в каком?..
Я, увлёкшись размышлениями, вздрогнул, когда он, почувствовав, что я на него остекленело таращусь, уставился на меня. Он почти не моргал, смотрел долго и спокойно и в эти гляделки он меня переиграл; я совершенно сконфузился, повернувшись к окну, потому что в его льдистых глазах мне примерещилось вселенское раздражение. Краем глаза я заметил, что он ещё наблюдал за мной какое-то время, но потом он продолжил читать.
Народу прибывало: «зайцы» улепётывали от контролёров, люди сбивались поближе к голове поезда, а на какой-то остановке зашла целая толпа туристов из Китая. Они постоянно крутили головами и, вероятно, боялись пропустить остановку. Как китайцев вообще занесло в русскую электричку?
Я снова случайно заметил парня с книгой: он сдвинулся к окну, свёл плечи и всячески старался занимать как можно меньше пространства, потому что на его сидении теперь уместилось ещё трое, кроме него. Он с интересом читал, ни на кого не обращая внимания. Даже когда гиперактивный малыш полез к окну через его колени, он просто откинулся на спинку, не отрываясь от книги ни на миг.
Начали вставать те, кто выходил на станции Новый Петергоф; я, проверив, хорошо ли застегнут рюкзак, стал семенить по проходу, опасаясь, что могу случайно остаться в вагоне и уехать дальше. Я поравнялся с «книжным типом», как я его про себя назвал, а пацан, которого матери кое-как удалось угомонить, разглядывал его и тянул руки к книге, хотя не доставал. Похоже, этому парню ещё ехать и ехать. Мама с сыном встали, я пропустил их вперёд; кто-то стал снимать сумки с полки и по неосторожности грозил заехать загадочному книголюбу внушительным пакетом по голове, но он невозмутимо и мягко отвёл его от лица, не переставая читать. Мне стало любопытно, что же такое он читал, но поезд затормозил, и я впился в спинку сидения, чтобы устоять. Случайно толкаясь, суетливо переминаясь с ноги на ногу, пассажиры покинули вагон.
Я выходил последним и позволил себе остановиться на платформе, чтобы вдохнуть свежего воздуха, предвкушая желанный отдых среди фонтанов и зелени. Спустя секунду мне в спину врезалось что-то острое, мне больно отдавили пятку, и я уж было обернулся, чтобы принять судорожные испуганные извинения и возмущённым взглядом испепелить растяпу, а им оказался тот самый книжный тип. Я замер, почему-то ожидая, что мне скажут: «Опять ты», но парень, вынув закладку и закрыв книгу, извинился.
— Прошу прощения, я нечаянно... Вы в порядке?
— Ничего страшного, — отозвался я, коротко улыбнувшись, и отошёл в сторону. Почему-то я не ожидал услышать от него извинений. Впрочем, странных людей я повидал достаточно, да и с этим типом детей мне не крестить. Мне важно было побыстрее добраться до парка и не заблудиться по пути, и я, выбросив из головы книжного типа (хотя отдавленная пятка пока ещё ныла), открыл на телефоне карту.
— Куда ж подевалась твоя природная грация, а, Петро? — послышался громкий голос, и я невольно глянул в сторону, с чего-то решив, что обращаются ко мне. Оказалось, что книжного типа — очевидно, он и был Петро, — встречал похожий на него худощавый и загорелый юноша в футболке с надписью «I ❤ SPB» и тёмных очках, которые он сдвинул на макушку. Раскинув руки в стороны, он врезался парню в солнечное сплетение лбом.
— Здравствуй, Петька, — тот снял с него очки и потрепал по голове, затем обнял за плечи, и вместе они ушли с платформы. Я сверился с картой и поплёлся следом, раздумывая о родителях, у которых бедна фантазия на имена для детей.
Я от них сильно отставал, но машины проезжали редко, похода стояла ясная и тихая, и до меня долетали обрывки их разговора. Я уверился в том, что они, несмотря на одинаковые имена, братья (старший Петро говорил про «отца», младший Петька называл его «папой»), узнал, что старший давно не заглядывал и приехал на один день, а у младшего слишком много свободного времени, и он все время валяется «в парке в окружении книг». Затем Петька вспомнил инцидент на платформе и спросил, что его брат так увлечённо читал. Они начали обсуждать книгу.
Мне было жарко, и я остановился у ларька, чтобы купить воды. Петро и Петька, неспешно удаляясь, перешли дорогу и зашагали по тенистой стороне. Я вскоре последовал их примеру, а потом едва не нагнал, но из любопытства решил оставаться позади.
Петькин рюкзак на поверку оказался сумкой-холодильником: он достал оттуда мороженое. Пока они ели, Петька рассказывал про какой-то торт («...там такие безе, точь-в-точь маленькие купола, только без позолоты!»), потом про лимонад («Представь — привезли плоское блюдо с дырочкой, я сперва не понял, а потом — бах! — а это фонтан! Из газированной воды!»), потом про котлеты («М-м, до чего хороши! Все ровненькие как на подбор. И булочки такие же, румяные...»), потом я окончательно убедился в том, что чертовски проголодался. Я пообещал себе мороженое и сосиску в тесте и старался уже не вслушиваться в разглагольствования о каком-то банкете. Речь Петьки никак не вязалась с его обликом — он будто общался в светском кругу девятнадцатого века, но до образа типичного современного подростка ему не доставало только телефона в руках. Он активно жестикулировал, звонко хохотал, а старший брат отвечал коротко, скромно улыбался и кивал; свою книжку он незаметно положил во внешний карман рюкзака с мороженым.
— А Марья Юрьевна как поживает? Думал, вы вдвоём наведаетесь.
— Она все лето у себя, в Москве. Занята, ей не до меня.
— Вот же! А я маечку надел — её подразнить. А что она там делает?
— Всё как всегда: деловые встречи на завтрак, обед и ужин. Международные коллеги. Бизнес-партнёры. Американцы, французы...
Петро вздохнул так громко и тоскливо, что мне послышалось его эхо в шелесте деревьев, под которыми мы шли.
— Ого! — Петька широко улыбнулся. — Не думал я, что ты у нас такой ревнивец.
В спину подул ветер, и их слова стало уносить в другую сторону, да и я, разочаровавшись в избранной ими теме для беседы, не особо тосковал — в конце улицы уже маячила ограда изумрудного парка. Петька отворил калитку, пропустил вперёд старшего, и они быстро скрылись за кустами. Я пошёл следом, но едва протянул руку, как рядом явился сотрудник охраны и сообщил, что для посетителей вход и касса через двести метров. Я послушно отправился в кассу, будучи уверенным, что охранник не видел Петро и Петьку, ведь они тоже были посетителями; впрочем, я не стал их выдавать.
Парк был тих: если утренние туристы и успели добраться сюда пораньше, то уже затерялись и не попадались мне на глаза. Я прошёл мимо одинокого фонтана «Пирамида», полюбовался водяными брызгами и устремился дальше в нижний парк. Время теперь замедлило ход, затем и вовсе замерло, и я мог гулять целую вечность, слушая шум фонтанов, свист и клёкот самых разных птиц и голос ветра в деревьях; а какие яркие, пышные цветы украшали клумбы! Я позавидовал садовникам, которые, поливая их, могли подойти поближе.
У фонтана «Адам» я, угостив себя желанной сосиской, спрятался в трельяжной беседке. Не самая аппетитная оказалась сосиска, но голод утолять больше было нечем. Ничего, еще куплю себе мороженое, подумал я, покинув беседку. Стоило мне вспомнить о рюкзаке с мороженым, как я услышал голоса уже знакомых мне братьев. Я встал за беседкой; до ушей доносилась какая-то возня, шарканье, а потом плеск.
— Разве я за этим сюда ехал? — Петро ворчал.
— Правее ступай, правее...
— Что ж ты сам в свой фонтан не лезешь, а?
— Вот печаль ему! Говорил тебе: не достаю, ну. Маленький я.
— Ай!
— Ну, правее же. Там камешек.
— Больше не приеду.
— Разворчался-то как трёхсотлетний дед. Небось Марье своей помог бы, коли попросила б...
Снова слышен был плеск, потом шуршание.
— И мне надо просто яблоко поменять?
— Так и есть, поменять.
Я не выдержал и вышел из-за беседки. Петька, наклонившись над бассейном фонтана, что-то нажимал на дне у бортика, от чего половина струй не била. Петро с закатанными рукавами и штанинами, босой, вытаскивал из руки Адама яблоко, чтобы заменить его на то, другое, что было зажато в его ладони. Меня они не заметили, и я снова занял свою шпионскую точку. Фонтан вскоре зашумел в полную силу.
— Может, к отцу? — с надеждой предложил Петро глухим голосом; наверное, шнуровал ботинки.
— Позже. Сначала к Марли, минутное дело... Князь ты мой прекрасный, опечалился чему? — Петька сократил строки из «Сказки о царе Салтане». — Не тоскуй, угощайся мороженым.
Шаги удалялись, зашуршали обёртки. Я тихонечко отправился следом, неспособный победить своё любопытство.
— Знаю, как тебя повеселить.
— Номер с шутихами больше не пройдёт, — отрезал Петро, погрозив Петьке пальцем. Тот пожал плечами.
— Ты всегда так говоришь. Но я новое придумал, это тебе не шутихи.
На мостике через Самсониевский канал они остановились, чтобы полюбоваться видом на дворец, Большой каскад и фонтан «Самсон». Мне тоже хотелось посмотреть, но я себя все ещё не выдавал.
— Мне льва жалко, — уныло протянул Петька.
— Он не живой и даже не чучело. Зато красиво как.
— Пасть зачем рвать? Смилостивился бы да пристрелил...
— Вообрази себе фонтан «Самсон, стреляющий в льва из ружья». Так себе композиция. К тому же мы тут вроде как «грозим шведу».
— Лев — это Швеция?..
— Вроде того.
— Варварство. То змей конями топчут, то львов раздирают. Бедные звери страдают во имя символизма.
На это Петро ничего не ответил, но усмехнулся. Они отправились по аллее дальше, я поспешил следом, не успевая на ходу насладиться открывшимся видом на гармонию воды, архитектуры и природы.
Петька внезапно замер, уставившись в небо. Я тоже задрал голову, но ничего примечательного не увидел.
— Это что такое?
— Где? — Петро тоже поднял голову.
— Вот это. Это что?
— Облачко.
— Я ему маечку надел, на станции встретил, мороженым кормлю, а он мне привёз — облачко?
— Петька, что ты прицепился? Сейчас его сдует ветром с залива, тоже мне печаль.
— Знаю я твои «облачка», Петро. Сей же час убирай его.
— Оно маленькое, не переживай.
— Убирай облачко, Пётр.
Петро жмурился и что-то бормотал, но облако так и висело на месте.
— Я не могу. Не умею.
Петька смотрел на него, качая головой. Потом полез в карман джинсов и достал телефон. Покопавшись в нём, протянул брату.
— Зачем это?
— Звоним Марье Юрьевне. Облачко убирать.
Петро взял телефон, приложил к уху, а, когда ему ответили, его щёки скоро вспыхнули румянцем. Разговор, правда, был недолгим.
— Марья, здравствуй! Это я. Как де... А, да, понимаю, конечно... Нет, ничего срочного. Гуляю в Петерго... Да, здоров, только грустно немно... Вечером? Да, созвонимся... Ну, посмотрим, может, у тебя получится... До встречи... О. — наступила пауза, он неуловимо изменился в лице. — Я тебя тоже.
Он вернул телефон брату.
— По-моему, не помогло.
— А вот и помогло. Погляди-ка, облачка нет.
Облако и правда исчезло — я не заметил, когда это произошло.
— Ну и хорошо. Ты рад?
— Конечно. Хочешь ещё мороженого?..
Далее без остановок, но очень медленным шагом они шли к дворцу Марли, Петька рассуждал о том, как «облачка» превращаются в «тученьки» и как важно вовремя услышать, что тебя любят (вероятно, это и сказала Марья Петро по телефону). Проходя мимо фонтана «Ева» он помахал статуе рукой, но она оставалась статуей и он приуныл: «Неприветливая дама». С её яблоком, видимо, всё было в порядке, и они не полезли в фонтан его менять.
Вдоль прямоугольного пруда ровным штабелем сидели утки, греясь на солнце. Здесь было спокойно, хотя на валу справа от пруда ветер дул нешуточный: одежду срывало с плеч, люди удерживали сумки и кепки, садились под деревьями и смотрели на залив; несмотря на почти постоянные порывы, атаковавшие этот вал, вид с него открывался потрясающий. Но Петро и Петька шли не на вал, и я, соответственно тоже. Петька побежал во дворец Марли — миниатюрный двухэтажный павильон — и исчез за дверью. Петро, чуть ускорив шаг, достиг Секторальных прудов и стал их обходить по дуге. Я бегом добрался до ближайшего дерева и встал за ним. Так, перебежками я оказался у стены здания, которая скрывала меня от Петро. Он по-хозяйски заглядывал в пруды, с видом знатока, затем проследовал по одной из дорожек к павильону. Слышно было, как отворилась дверь; вышел Петька.
— Никого?
— Никого. А в чём дело?
— Нам надо вот это, — я не увидел, что он показал, — кинуть туда.
— Ты, Петька, что ли, шутишь? Люди деньги платят, а ты собираешься обманывать?
— Вернут твоим людям денег, ничего страшного. Ну, ты мне поможешь?
— С какой стати?
— Ты рыб любишь?
— Люблю, конечно.
— Ну, не кушать. А так, смотреть.
— Думаю, да...
— Вот!
— Петька.
— А бедных осетров ловят и едят!..
— Петька!
— Что?
— Они тут для этого и разведены.
— Ну а вот мне жалко. Так будешь ты мне помогать или нет?
Была пауза. На этот раз я не решался выглядывать, потому что совсем не хотел, чтобы меня заметили.
— Отцу бы не понравилось, — сказал Петро; видимо, это был последний шанс отговорить брата, но тот не сдался.
— Папа был бы счастлив ещё разок кого-нибудь разыграть! Давай, бери сеть!
Они возились и спешили, чтобы их никто не заметил, тихо перебрасывались репликами. Потом Петро выступил на середину центральной дорожки. В руках он держал большую сеть и вопросительно посмотрел на торопившегося к нему Петьку.
— Печальный пасынок природы, ты чего, бросай в неведомые воды свой ветхий невод! — радостно процитировал он «Медного всадника». Петро вскинул брови.
— Поэма вообще-то не про вот эти воды. Эти очень даже ведомые и были зало...
— В кого ты занудный такой? Бросай уже, люди идут!
Оказывается, рыбу они не собирались вылавливать: по хитрому плану Петьки её нужно было загнать в какой-то уголок, где есть просвет в соседний прямоугольный пруд. Петро отлавливал ту рыбу, которая в другой пруд добровольно плыть отказывалась, и при помощи сети переносил её поближе к просвету. Через двадцать минут они очистили от рыбы два секторальных пруда, в которых она жила, и Петька притащил объёмный тёмно-зелёный мешок.
— Ваше сиятельство, окажите честь запустить в сей пруд первую рыбу!
Петро смерил его взглядом, вздохнул и, качая головой, принял игру. Он торжественно опустил руки в мешок и достал оттуда черного резинового осетра с игрушечными глазами, в которых туда-сюда скакали зрачки.
— С богом! — С дрожащим от сдерживаемого смеха подбородком, он вытянул руки над прудом и отпустил рыбу.
— Ну, все, довольно церемоний, вываливай... — Петька показал на группу людей, спускавшихся с вала и направлявшихся в сторону павильона. С братом они подхватили мешок и высыпали в пруд не один и не два десятка разных резиновых рыб, и у всех были эти смешные игрушечные глаза. Я покинул своё укромное место и стал прогуливаться неподалёку: мне стало интересно, чем все закончится. Петька напялил на Петро кепку и жилетку рыболова, поставил его около стенда с ценами на поимку осетра, и тот стал высматривать первую жертву их шутки. Он был невозмутим и отлично вошёл в роль, а вот Петька, старательно изображавший туриста, щёлкая фотографии на телефон, постоянно оглядывался, широко ухмылялся и сообщал: «Идут! Идут!».
Группа людей, которая заставила братьев вынужденно поторопиться, достигла прудов. Я подошёл поближе. Петро поставленным голосом, с выраженным акцентом, вероятно, «печального пасынка природы», предложил мужчинам поймать рыбу. В ответ на логичный — при наличии стенда с ценами — вопрос о стоимости Петро думал не больше секунды: «Сегодня совершенно бесплатно!».
Мужчинам вручили по удочке, женщины приготовились все это снимать на видеокамеру. Петька суетился рядом, тоже собираясь запечатлеть плод своей гениальной идеи. Я подошёл совсем близко, встал у того же пруда на соседнюю дорожку, напротив рыболовов. Петро деловито, со знанием дела объяснял, что надо делать удочкой, рассказал, как правильно и неправильно, и гарантировал отличный клёв.
Мужики закинули удочки, поводили туда и сюда, за что-то зацепились, и тут Петро зычно, с жаром заголосил: «Товай! Товай! Товай! Тяни-тяни!..». Петька, кажется, был на седьмом небе от счастья, улыбался он не переставая. Суматоха и ловкость рук помогли вытащить две здоровых рыбины, женщины пожелали все это срочно сфотографировать, они все позировали, до поры не замечая вытаращенных глаз.
Потом кто-то случайно сжал рыбу, и она издала пищащий звук, какой издаёт любая резиновая игрушка. На мгновение все замерли, глядя друг на друга, потом опустили взгляды на рыбу и дружно захохотали, перемежая смех с резиновым пищанием. Фотографий с рыбами стало на порядок больше; шутка удалась, а, может, Петро и Петьке повезло встретить публику с юмором. Услышав весёлый шум, к ним потянулись новые посетители, а первые заговорщически на них поглядывали. Петро подмигивал им и прикладывал палец к губам. Шутка удавалась из раза в раз. Иногда Петро в конце добавлял без акцента: «Берегите природу». Резиновую рыбу вылавливали уже вдесятером, а потом отпускали обратно в пруд. Зрителей скоро набралась уйма, каждый улов сопровождался взрывом хохота погромче.
Я поднялся на Марлинский вал, сел наверху на солнышке и просто созерцал — залив, берег, деревья на нём, упорствующих пчёл, которых ветром относило от цветов. Я не видел, что происходило у Секторальных прудов, но рассудительный тон Петро и звонкий бодрый голос Петьки мне ещё мерещились в шуме листвы. Я вообразил, что было б, если бы о шутке с рыбой узнали работники парка; я представил, как длинный Петро уносит ноги как заправский бегун с препятствиями, Петька, еле поспевая, несётся следом, наверняка дико хохоча и оглядываясь, а охрана бежит за ними, потрясая резиновыми рыбинами с вращающимися зрачками.
Загустевшее время все никуда не спешило, а солнце будто зависло на одном месте и не торопилось к горизонту. Я прижался спиной к деревцу, глядя, как чайки пролетают мимо на фоне летнего, праздного безоблачного неба.